весь ход нашей молитвы. Я уже упоминал слова епископа Феофана о том, что нам

надо становиться на молитву со всем вниманием, всем благоговением, на которые

мы способны, и с волей, чтобы в нас совершилось все, что захочет

Господь,— и только это. В Его имя: разумеется, это не значит, что мы тут

ни при чем. Воля Божия— спасение наше, воля Божия— чтобы и мы

приобщились к Его вечной жизни и вечной славе. Но на пути мы должны думать о

Нем.

Мне вспоминается юноша, который в какой-то момент жизни, вдруг пережив

величие Божие и непостижимую Его близость, поклонился до земли и сказал:

«Господи! Если для Твоей победы и славы нужна моя погибель— да будет

так». Разумеется, это в своем роде безумные слова, потому что слава Божия—

в спасении человека, слава Божия, по слову Иринея Лионского,— это

человек, достигший всей полноты своей. Но с нашей стороны должна быть именно

готовность любой ценой послужить Богу. И начинается это в молитве, когда мы

просим о том, чтобы мы были изменены самым глубинным, самым решительным

образом, дабы прославился, воссиял Бог, по слову Евангелия— чтобы, видя

добрые дела наши, прославили бы люди Отца нашего, Который на небесах

(Мф5:16). И здесь требуется огромная строгая, подвижническая настроенность.

Этим объясняется, что отцы Церкви, подвижники нам говорят: каково бы ни было

твое расположение, настроение, состояние телесное или душевное— не

обращай на них никакого внимания, стой перед Богом и молись, твори волю Божию,

каковы бы ни были последствия. Когда мы молимся, чтобы Господь Дух Святой нас

наполнил, мы должны молиться о торжестве Божием, зная, что Его торжество—

и в нашем спасении, но думая о Нем, как мы думаем о любимом человеке, стремясь,

чтобы наша жизнь была Его славой, Его победой.

Если бы мы были так настроены, то всегда могли бы молиться, мы не ставили бы

вопрос о том, что мы устали, унылы, что настроения нет, что нас что-то

отвлекает, потому что считали бы именно эти препятствия причиной, почему нам