глубины Христова учения о том, как эта личная Истина может собой охватывать

жизнь и преображать ее. А на краю жизни— смерть, и смерть преображается

этой вечной жизнью.

Я упомянул слова апостола Павла: жизнь для меня— Христос, и

смерть— приобретение (Флп1:21). В другом месте он говорит: для

меня умереть не заключается в том, чтобы совлечься, сбросить временную жизнь, а

облечься в вечную (2Кор5:4).

И вот эта вечная жизнь и есть духовная жизнь: жизнь, которая должна начаться

теперь— не в будущем, не когда-то. Я помню проповедь студента Московской

духовной академии, который первыми своими словами поставил эту тему во всей ее

силе и поражающей глубине. Первые его слова были: «Будущей жизни нет, есть

только вечная жизнь». Если думать о вечной жизни как о чем-то, что

когда-то будет, а теперь к нам никакого не имеет отношения, о чем-то, чего мы

можем ожидать на будущее, но чему мы непричастны сейчас, то мы всю нашу земную

жизнь можем прожить вне Бога: потому что вечная жизнь не заключается в

бесконечно длящейся жизни после смерти, а в приобщенности к Божией вечности, к

Божией жизни. И это должно начаться сейчас. На радикальном языке, который он

постоянно употребляет, Симеон Новый Богослов сказал очень страшную вещь: если

кто на земле не познал Воскресения, тот и в вечности его не познает. Конечно,

Воскресения, в полном смысле слова, во всей реальности, никто не познает до

своей смерти и до славного воскресения всех, но ожить душой, в какой-то мере

приобщиться к неумирающей жизни вечности— всякий христианин может и на

самом деле в какой-то мере уже приобщается этому.

И вот, если мы будем искать духовной жизни, то мы должны стать тоже и перед

лицом смерти; пока мы смерти боимся, пока мы надеемся отстранить, отодвинуть

как можно дальше момент нашего умирания, мы не можем приобщиться словам

апостола Павла, мы не можем сказать вместе с Церковью и со Святым Духом: Гряди,

Господи Иисусе, и гряди скоро! (Откр22:17, 20). И этим мы можем