Metropolitan Anthony of Sourozh. Transaction
что оперировали от аппендицита, и мы, не зная этого, не приняли никаких мер. В
лагере тогда была одна моя соученица с медицинского факультета, она ее
осмотрела— картина была совершенно ясная. Мы вызвали врача из больницы
соседнего городка, который определил то же самое. Перед тем как ехать лечь в
больницу, эта девочка исповедалась, причастилась Святых Тайн. Мы ее везли через
вспаханные поля на маленьком автомобиле, и трясло так, что она могла бы не
только флебит иметь, но и еще какие-нибудь осложнения. Привезли ее в больницу,
тот же врач ее осмотрел, повернулся ко мне и говорит: «И вы претендуете на то,
что вы— врач? Вы что, не видите, что никакой болезни у этой девочки
нет?!»— и отправил нас домой. Она обратилась к Богу, очистила душу
покаянием, приняла Святые Тайны во исцеление души и тела— и была
исцелена.
Это можно назвать чудом. Может ли верующий человек считать это нормой?
Это не может быть нормой в том смысле, что к этому нельзя прибегать
автоматически, так же, как мы прибегаем, скажем, к аспирину, чтобы не болела
голова. Надо поставить себя перед лицом Божиим, очистить свою совесть, отдать
себя в руки Божии и получить от Него те дары, которые Он нам захочет
дать,— и это может быть путем к исцелению. Чудо не может быть
автоматично— в том смысле, что мы не можем требовать от Бога: «Я к Тебе
обратился, а Ты меня должен исцелить!» Но мы можем открыться Богу настолько,
чтобы болезнь или прошла, или стала нам во спасение. Я помню, мне на Афоне в
единственный раз, когда я посетил Святую гору, монах сказал, что не надо
бороться за то, чтобы совершенно прошла болезнь, потому что болезнь нам
напоминает о нашей хрупкости и нас учит предавать себя в руку Божию. А лечиться
надо, постольку поскольку это нам дает возможность действовать и жить.
Не следует ли из этого, что в жизни верующего человека нет места врачу,
лечению?
Нет, я думаю, что есть место; и то, и другое должно быть применяемо. Если ты