ложны. Мы в становлении, но еще не достигли его, а окружающий нас мир— не

просто та тьма внешняя, о которой говорит Евангелие (Мф8:12). Это

тоже сложная, чрезвычайно богатая среда, где Бог действует и которая часто

более чутка и восприимчива к духовным ценностям, чем мы— мы, ослепленные

привычкой и образом действий, унаследованным от прошлого.

Тем не менее есть, как мне кажется, две характерные черты, которыми можно

определить то секулярное общество, в котором мы живем, и нашу собственную

обмирщенность сегодня.

Первая черта— потеря чувства Бога. Эта потеря чувства Бога, если она

полная и радикальная, и определяет секулярное общество, я бы сказал—

«идеальное» секулярное общество, потому что секулярное общество, каким мы его

видим и переживаем, не утратило чувство Бога радикальным образом: такое

общество было бы совершенно чуждо Церкви. Когда мы оборачиваемся внутрь себя и

судим себя самих, мы с трагической ясностью видим (потому что такой суд для

нас— уже начало Страшного суда), что мы в большой степени принадлежим

этому мирскому, секулярному обществу: ведь и в нас чувство Бога замутнено,

слабо, безжизненно. Мы не можем сказать, что в нас есть чувство Живого Бога,

каким обладали герои Ветхого и Нового Завета, святые Церкви или великие

подвижники духа.

Вторая черта, характерная для секулярного общества,— острая реакция на

мир. Это совершенно естественно является отличительной чертой общества, которое

отвергает иное измерение мира, или просто не знает его, или остается

невосприимчивым к этому иному измерению мира: его прозрачности к Божественному

присутствию, его измерению безмерности и вечности. Но не следует воображать,

будто секулярное общество способно развить более глубокое, более острое

осознание мира. Если почитать жития святых или обратиться к Ветхому и Новому

Завету, ясно видишь, что никто не бывает столь чуток к миру— и к его

славе в Боге несмотря на грех, и к его трагической оторванности от Бога