Metropolitan Anthony of Sourozh. Transaction

Мы не идем смотреть на казни, нас не допускают в тюрьмы, редко-редко мы пойдем

в больницу, но как часто бывает, что, когда у кого-то горе, вокруг него

собираются друзья разделить горе. Но как неравномерно и несправедливо это горе

разделяется. Человек придет к другому, посидит, послушает, изнутри своего

благополучия скажет несколько утешительных слов, или по случаю чужого горя

возродится воспоминание о собственном горе, и он с ним поплачет, или, в лучшем

случае, на какой-то недлительный срок проснется настоящее сострадание, но как

это недолго длится! Вот, человек посидел с полчаса, с час, несколько часов,

потом он уходит, и как только он за дверью, как только он на улице, он уже

свободен от этого горя, это горе уже только воспоминание. Другой человек в этом

горе остался весь, погруженный, растерзанный, а его посетитель понес его горе с

ним немножечко, и теперь может дышать свободно.

Это очень похоже на то, как люди приходили посмотреть на страшное зрелище,

на казнь. Среди них были разные люди. Одни надеялись, что Христос, как к тому

Его призывали Его враги, сойдет с креста, докажет Свое Божество, одержит

победу, станет царем, разметает Своих врагов и можно будет верить с

уверенностью, без риска и стать в ряды Его учеников— теперь, когда уже

все ясно (Мф27:39—43). Это столько раз случалось в истории. Первое

поколение христиан было гонимо, их было мало, и они были, как кремень, крепки,

потом гонение прекратилось, и люди, которые с краю были задеты проповедью

Христа, прибились к Церкви. А потом Церковь, вера христианская стала верой

византийского императора— и тогда толпы хлынули. Многие ожидали,

вероятно: если сойдет со креста, тогда можно Ему последовать, можно разделить

Его победу. Об этом думали даже Его ученики Иаков и Иоанн; когда Христос им

говорил о том, что с Ним должно произойти, на пути в Иерусалим они подошли,

прося, чтобы им было дано сесть по правую и левую руку победившего Христа в

Царстве Божием. Христос их спрашивает: можете ли пить Мою чашу, креститься Моим

крещением?— то есть: можете ли разделить всю Мою судьбу? И на их ответ: