Metropolitan Anthony of Sourozh. Transaction

раб Божий (раба Божия)… во имя Отца и Сына и Святаго Духа. Этим совершается

первый шаг их соединения. Теперь они стоят со свечами и с кольцами.

В древности люди часто не умели писать, а только могли удостоверить письмо

или документ печатью, и решающую роль играло то кольцо, на котором была личная

печать. Документ, запечатленный этим кольцом, был неоспорим. Вот это кольцо и

упоминается в службе обручения. Когда человек давал кольцо другому, это

означало, что он ему доверяет безоговорочно, что он ему доверяет свою жизнь,

свою честь, свое имущество— все. И вот, когда венчающиеся обмениваются

кольцами (я говорю именно обмениваются, потому что каждый из них сначала

надевает кольцо и затем три раза его передает своему супругу, раньше чем

оставить на своей руке)— когда супруги обмениваются кольцами, они как бы

говорят друг другу: «Я тебе доверяю безусловно, я тебе доверяю во всем, я себя

доверяю тебе». И, конечно, не может быть такого обмена кольцами между

людьми, которые совершают только условный брак или брак без намерения строить общую

жизнь от начала и до последнего дня.

Перстнем наделил своего блудного сына отец в притче Господней. Юноша ушел из

дома, отрекшись от него, и вернулся с покаянием. И отец ни одним словом его не

упрекнул. Увидев его, приходящего обратно в отчий дом, он сам поспешил к нему

навстречу, он его обнял, он как бы утешал его: да, ты ошибся, ты поступил так

жестоко, когда ушел от меня и от своего брата, и от всех, кто тебя любил, но

наши сердца остались верными тебе. И тут же он призывает своих слуг и говорит:

принесите сандалии, принесите первую одежду, которую он носил, и, наконец, дает

ему перстень (Лк15:22). Тем самым отец говорит сыну: раз ты вернулся ко

мне, раз ты показал, что хочешь быть снова моим верным сыном, я тебе даже

вопроса не ставлю о том, как ты жил, ради чего ты жил, я тебя принимаю со всем доверием.

Потому что, пройдя через опыт неверности, пройдя через опыт страдания,

обманутости друзьями, которые хотели тебя знать, только пока ты был богат, ты

теперь будешь мне верен до конца— не мне лично, конечно, а верен нашей