возможность уродливой жизни для невинного ребенка, который не виноват ни в чем,

то контрацепция справедлива, она законна.

Совсем другое дело— аборт. Аборт это убийство, и об этом и говорить

нечего. Я знаю, что в некоторых медицинских случаях приходится прекратить жизнь

ребенка, потому что иначе и ребенок, и мать погибнут, но это медицинская

проблема. Когда, например, зарождается урод, который не может родиться или

который может убить мать и себя, я глубоко убежден, что справедливо не дать

ребенку родиться, если не будет ему дана возможность войти в жизнь, а не в

полусмерть, не в погибель. Но это не должно быть связано со страстной,

безответственной жизнью.

Тогда поясните, что такое целомудрие. О нем так мало написано, само слово

до сих пор остается ни филологически, ни богословски не расшифровано.

На вопрос о целомудрии, который вы мне ставите, ответить не так

просто— в том смысле, что слово не раскрывает значения самой вещи. Если

говорить не филологически, а так, как жизнь, опыт нас учат, целомудрие мне

представляется как мудрая цельность человека, то есть цельность, которая

охватывает и дух, и душу, и тело. Мы, конечно, большей частью думаем о

целомудрии в телесном порядке, но целомудрия не существует без духовно-душевной

стороны. Целомудрие это такое состояние человека, который стал цельным, который,

с одной стороны, укоренен в Боге и, значит, участвует в Его чистоте (я не

говорю «в святости» нарочно); с другой стороны, если человек достаточно

укоренен в Боге и сознает свое достоинство— потому что он Богом уважаем,

любим, потому что Бог в него верит,— тогда человек может хранить свою

душевность, то есть мысли, чувства, переживания, от осквернения, от того, чтобы

ими пользоваться недостойно самого себя.

И наконец, есть момент телесный, когда человек сознает, что его тело—

святыня, что его тело на равных началах с душой и духом способно принадлежать

Богу, способно на общение с Богом. Ведь когда мы читаем начало книги Бытия, мы