является Господь Иисус Христос и приобщаемся к Богу.

Поэтому целомудрие надо понимать именно в этом порядке: наше тело является

частью неоскверненного мира, вернее, чистого мира, который осквернен человеком.

И возвращая его Богу, мы его делаем чистым. И целомудрие именно заключается в

том, чтобы относиться к своему телу и к своей душевности как к святыне, которая

пронизана Божественным присутствием. И когда человек вступает в телесное

общение в браке, это не осквернение, это момент, когда один человек

другому— который его любит, его уважает, который к нему относится с

благоговением,— отдает свою чистоту, чтобы своей чистотой поделиться с

тем, кто в чистоте сердца, в духовном целомудрии его воспринимает. И тогда брак

делается действительно таинством, то есть тайной, в которой уже совершается

единство двух в чистоте и в святости брака. Вот, мне кажется, где целомудрие и

в чем его корень и значение.

Воздержание— другое дело. Человек может воздерживаться от всего

плотского и гореть всеми страстями, которые оскверняют его ум и его сердце.

Целомудрие— в другом: целомудрие не в воздержании, не в отрицании плоти,

а в том, чтобы в своей плоти увидеть святость и поделиться этой святыней с

другим человеком.

Слово Божие

Мысли при чтении Священного Писания

Мысли при чтении Священного Писания186

Я попробую поделиться с вами некоторыми мыслями, которые у меня собрались за

многие годы чтения Священного Писания— сначала Нового Завета, в котором

я, мальчиком четырнадцати лет, впервые встретил Бога, затем и Ветхого Завета.

Первое, на что я хотел бы обратить ваше внимание, это то, что между началом

Ветхого Завета, первыми двумя главами, и дальнейшим его содержанием существует

абсолютная, категорическая разница, потому что содержание первой главы и начало

второй, подводящее нас к падению человечества, очень своеобразно: это рассказ

языком падшего мира о том, что было когда-то, когда мир еще не пал. Это

попытка сказать нечто на одном языке, который не обладает ни словарем, ни

понятиями, ни опытом другого языка. И это надо принимать в учет, когда мы

читаем Ветхий Завет: мир от сотворения до падения— мир нам абсолютно

неизвестный. Мы можем гадать, можем пытаться представить, что тогда могло быть,

но мы не можем опытно войти в это.

Можно сказать, что мы в какой-то мере приобщены этому опыту, потому что