Metropolitan Anthony of Sourozh. Transaction

Просто дивно думать, что и телесность наша участвует в тайне любви,— не обладания,

не вожделения, а именно той любви, которая делает двух едиными.

Есть место в одной рукописи Евангелия, не вошедшего в состав канонических

книг, где говорится, что спросили Христа: когда придет Царство Божие? И Он

ответил: Царство Божие уже пришло тогда, когда двое перестали быть двумя

и стали едины. И в Ветхом, и в Новом Завете говорится, что в браке два человека

делаются одной плотью, то есть одним живым существом, одной личностью в

двух лицах, и, разумеется, в этом не может быть греха по существу. Грех,

конечно, может вкрасться. Вкрадывается он постоянно, грех постоянно как бы ждет

случая появиться: властвованием одного над другим, физическим голодом, который

заменяет собой любовь и ласку, эгоизмом, бесчувствием. Конечно, нет никакого

брака в христианском или в ветхозаветном смысле, если соединение двух, мужчины

и женщины, начинается с плоти, а не с душевной любви или взаимного единства. Но

не в браке грех, не в соединении двух грех, а в том именно, что в таких случаях

нет соединения, в том, что когда нет любви, делающей из двух одно,

единое существо, тогда это просто общение двух отдельных, друг друга

исключающих, друг друга не признающих до конца особей. Это— грех, это

прелюбодеяние, это нечистота.

Что же касается греха Адама и Евы или просто— греха человека, всечеловека,

то мне кажется, что из Библии абсолютно ясно, что он совершается в момент,

когда человек решает самостоятельно познать все тварное, всю тварность, все

существующее не изнутри Бога, Который все знает до самых глубин, а изысканием

своего собственного ума и опыта. В этот момент человек как бы спиной

поворачивается к Богу ради того, чтобы лицом обернуться к окружающему миру. Как

сказал один протестантский пастор во Франции еще до войны, у человека, который

отвернулся от Бога и стоит к Нему спиной, Бога нет, а единственный источник

жизни— Бог, такому человеку остается только умереть. Вот в этом и грех, и

последствие греха,— не как наказание, а как неизбежное последствие: