Metropolitan Anthony of Sourozh. Transaction

двух лицах, и, разумеется, в этом не может быть греха по существу. Грех,

конечно, может вкрасться. Вкрадывается он постоянно, грех постоянно как бы ждет

случая появиться: властвованием одного над другим, физическим голодом, который

заменяет собой любовь и ласку, эгоизмом, бесчувствием. Конечно, нет никакого

брака в христианском или в ветхозаветном смысле, если соединение двух, мужчины

и женщины, начинается с плоти, а не с душевной любви или взаимного единства. Но

не в браке грех, не в соединении двух грех, а в том именно, что в таких случаях

нет соединения, в том, что когда нет любви, делающей из двух одно,

единое существо, тогда это просто общение двух отдельных, друг друга

исключающих, друг друга не признающих до конца особей. Это— грех, это

прелюбодеяние, это нечистота.

Что же касается греха Адама и Евы или просто— греха человека, всечеловека,

то мне кажется, что из Библии абсолютно ясно, что он совершается в момент,

когда человек решает самостоятельно познать все тварное, всю тварность, все

существующее не изнутри Бога, Который все знает до самых глубин, а изысканием

своего собственного ума и опыта. В этот момент человек как бы спиной

поворачивается к Богу ради того, чтобы лицом обернуться к окружающему миру. Как

сказал один протестантский пастор во Франции еще до войны, у человека, который

отвернулся от Бога и стоит к Нему спиной, Бога нет, а единственный источник

жизни— Бог, такому человеку остается только умереть. Вот в этом и грех, и

последствие греха,— не как наказание, а как неизбежное последствие:

нельзя оторваться от Жизни и остаться живым.

По библейскому рассказу, Каин— первый сын Адама и Евы, Авель—

его брат. Рассказ о них как будто очень простой, а вместе с тем в значительной

мере непонятный. Говорится нам о том, что Каин был земледельцем, Авель—

пастухом. Авель принес Богу жертву, которую Бог принял, Каин принес жертву,

которая была отвергнута Богом. И разгневавшись, охваченный завистью, Каин убил

своего брата (Быт4:3—8). Казалось бы, совершенно непонятный рассказ.