Новом Завете в виде законов, в сущности— не правила жизни, а указания на

то, что должно бы в нас, в нашем сердце, в нашем уме быть силой, движущей нашей

жизнью. Это не внешний закон, а описание внутреннего человека

(Рим7:22).

В этом отношении, когда я говорю, что мы не можем спастись, если нарушаем

закон жизни, то я говорю не о поступках, а о том, чтобы этот закон жизни стал

действительно нашим существом и мы не могли иначе поступить, потому что уже

приобщились к мысли, к замыслу Божиему. Если мы разделяем Его желание, любим

то, что Он любит, мы с Ним едины.

И это очень важно, потому что очень легко превратить новозаветные правила, которые

нам дает Христос, в ветхозаветный закон, стать исполнителями, оставаясь как бы

вне этого опыта. Я помню человека, который так воспринял Евангелие. Он считал

себя чистым, светлым христианином. Он никогда не пропустил бы нищего, не позвав

его и не дав ему тарелку супа и медную монету, но он нищего никогда не пускал в

дом. Он останавливал его в дверях и говорил: «Только не смей вступать твоими

грязными башмаками в мой чистый коридор!» И когда тот кончал есть похлебку и

получал грош, он говорил: «А теперь иди и не возвращайся ко мне, я тебе все

дал, что тебе нужно!» Он считал, что исполнил дело милосердия— а в сердце

у него никакого милосердия не было.

Вот в этом и заключается разница между исполнением закона в юридическом

смысле и тем, чтобы стать человеком, для которого заповедь является зовом

жизни: стать таким человеком, который иначе поступить не может.

Второе понятие о грехе, тоже очень важное и связанное с предыдущим, это

оторванность от Бога. Мы только потому относимся к воле Божией как к внешнему

закону, что мы от Бога оторваны сердцем. Эта оторванность нашего сердца от

Бога, нашей воли от воли Божией, наших мыслей от мыслей и представлений

Божественных и является основной нашей греховностью, тем состоянием полусмерти,

потускнения, о котором я говорил раньше. Но грех еще развивается дальше, и из