Metropolitan Anthony of Sourozh. Transaction
срок, но он только начинался. Я его спросил: «Откуда у тебя такое вдохновение?»
Он ответил: «Вы этого не можете понять. Я с юношества был вором, и вором
талантливым, меня никто не мог словить, никто не сумел меня обличить. Но
постепенно я начал понимать, что я на дурном пути. Я начал видеть последствия
своих поступков, видеть, как люди, обокраденные мною, оплакивали драгоценные
для них вещи, пусть безделушки, но такие вещи, которые им были дороги как
воспоминания о детстве, о скончавшихся родителях. Я решил меняться. Но я
заметил, что каждый раз, когда я делал попытку перемениться, люди на меня
смотрели с подозрительностью: раз он меняется, значит, что-то неладно в нем. И
я каждый раз возвращался к прошлому. А потом я был взят, меня поймали на деле,
судили, посадили, и теперь все знают, что я был вором, но когда я вернусь в
жизнь, я могу сказать: да, я был вором, но теперь я решил быть честным
человеком, мне нечего скрывать ни от кого».
Это редкий случай, это не всякому удается. Редко кто среди нас вор, но кто
из нас может сказать, что у него нет в жизни таких тайн, которые он хотел бы
скрыть от других людей во всех областях, не только в порядке честности, но и в
плане человеческих отношений. Я сейчас не хочу в это вдаваться, к этому мы
вернемся по поводу какого-либо другого высказывания Спасителя Христа. Но каждый
из нас может перед собой вопрос поставить: хватает ли мне мужества себя
обличить перед людьми?— даже не провозглашением своей неправды, а тем,
что люди заметят, что я не такой, каким был.
И те люди, которые встречали Иоанна Крестителя, встречались не только с его
силой (я уже об этом говорил), с его прозрачностью, которая его делала только
гласом Божиим, или с его смирением,— они встречались с бескомпромиссностью
в его лице, с человеком радикальной цельности. Видя его, они могли себя
сравнить с тем, что он собой представлял, и это было побуждением для них
покаяться, то есть с ужасом увидеть свое бедственное состояние и решить: таким,
такой я жить больше не могу. Я видел, я видела нечто, что уже положило конец