Metropolitan Anthony of Sourozh. Transaction

обстоятельств. Подумайте о детях, которые слышат слово «смерть». Одни из них

имеют, может быть, смутное представление о ней, другие потеряли, возможно,

одного или обоих родителей и горевали от сиротства. Они ощутили потерю, но не

самую смерть. Большинство детей, во всяком случае мальчиков, в какой-то период

жизни играют в войну. «Я тебя застрелил. Ты убит. Падай!» И ребенок падает, и

знает в своих чувствах, хотя и изнутри защищенности игры, что он мертв; для

него это означает, что он не имеет права участвовать в игре, бегать, не вправе

шевельнуться. Он так и должен лежать. Вокруг него продолжается жизнь, а он не

принадлежит ей; пока в какой-то момент он больше не может выдержать и

вскакивает с возгласом: «Мне надоело быть мертвым, теперь твоя очередь!» Это

очень важный опыт, потому что через него ребенок обнаруживает, что может

оказаться вне жизни, а вместе с тем это происходит в игре, он защищен игровой

ситуацией. В любой момент переживанию смерти может быть положен конец по

взаимной договоренности, но чему-то он научился. Я помню, много лет тому назад

в одном из наших детских лагерей был чрезвычайно впечатлительный мальчик,

который воспринимал эту ситуацию настолько остро, что не мог вынести ее

напряжения, и я провел с ним целую игру, жил, прятался, вступал в бой, был

«убит» вместе с ним, чтобы он смог войти в этот опыт, который для него был не

игрой, был слишком реален. Это один пример.

Ребенок может познакомиться со смертью уродливым образом, и это искалечит

его, или, напротив, здраво, спокойно, как покажет следующий пример (он взят из

жизни, это не притча). Глубоко любимая бабушка умерла после долгой и тяжелой

болезни. Меня позвали, и когда я приехал, то обнаружил, что детей увели. На мой

вопрос родители ответили: «Мы же не могли допустить, чтобы дети остались в

одном доме с покойницей». —«Но почему?» —«Они знают, что такое

смерть». —«И что же они знают о смерти?»— спросил я. «На днях они

нашли в саду крольчонка, которого задрали кошки, так что они видели, что такое

смерть». Я сказал, что, если у детей сложилась такая картина смерти, они