Metropolitan Anthony of Sourozh. Transaction

Сидоне явлены были силы, явленные в вас, то давно бы они во вретище и пепле

покаялись (Мф11:21). Да, горе… Это не проклятие, это крик боли: ведь

Я творил чудеса в вашей среде, Я исцелял больных, Я произносил слова, которые

переворачивают души самых грешных людей, а вы Меня изгнали и отвергли; горе

вам, горе, пока вы не опомнитесь! И в другом месте есть слова, которые

священники произносят большей частью очень сурово, забывая именно о боли Христовой.

Можно их читать и так, сурово, но можно, представляя себе боль Христову о том,

что эти люди погибают, сказать с оттенком горькой печали:

Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что

затворяете Царство Небесное человекам, ибо сами не вхдите и хотящих

войти не допускаете. Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что поедаете домы

вдов и лицемерно долго млитесь: за т примете тем бльшее

осуждение. Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что обходите море и сушу,

дабы обратить хоть одного; и когда это случится, делаете его сыном геенны,

вдвое худшим вас (Мф23:13—15).

И еще дальше мы читаем:

Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что

даете десятину с мяты, аниса и тмина, и оставили важнейшее в законе: суд,

милость и веру; сие надлежало делать, и того не оставлять. Вожди слепые,

оцеживающие комара, а верблюда поглощающие! Горе вам, книжники и фарисеи,

лицемеры, что очищаете внешность чаши и блюда, между тем как внутри они полны

хищения и неправды. Фарисей слепой! очисти прежде внутренность чаши и блюда,

чтобы чиста была и внешность их (Мф23:23—26).

Конечно, здесь идет речь не о чашах и блюдах, а о том, чтобы человек очистил

свое сердце, свой ум, выправил свою волю и чтобы та правда, которая живет в

глубинах его души, нашла себе выражение вовне.

И еще одно замечание хочу сделать о зле. Злоба, раздражение, ненависть

являются порой (мне кажется, очень часто) обратной реакцией человека, который

испытывает несправедливость, который страдает в себе и особенно в ближних,

любимых ему людях. Такой человек порой делается злобным, жестоким и может даже

произнести слова такие страшные, каких он не сказал бы, если боль не вызвала бы

этих слов. Мне вспоминается очень меня поразивший случай. Во время войны я был

хирургом на фронте. У одного пленного немца развился огромный нарыв на ноге. Он

меня просил его оперировать, но я отказался, так как среди пленных был хирург,

который по Женевскому соглашению имел право оперировать пленных немцев, и я