ярость, в ненависть толпы, которая перед Пилатом будет кричать: распни, распни

Его! Не Его— Варавву нам отдай! (Мк15:11—14).

Понять это можно только так, мне кажется. Как бы глубже слоем, чем внешнее

торжество, это событие несет печать глубинного недоразумения. Встречают Христа

как царя, ожидают в Нем политического вождя. До сих пор Он скрывался, теперь Он

открыто въезжает в город со Своими учениками. И люди думают, что приближается

время, когда Он возьмет в Свои руки судьбы Израиля, когда настанет время

политической, государственной и общественной независимости еврейского народа,

когда наступит время возмездия язычникам, мести Израиля, когда он воцарится,

восторжествует. Народ ожидает, что кончается время его унижения и начинается

слава— последняя, победная слава Израиля.

А Христос вступает в Иерусалим как кроткий Царь, Царство Которого не от мира

сего. Он пришел принести это Царство в сердца человеческие, Он пришел

установить новое Царство, от которого страшно становится человеческому сердцу,

потому что оно— Царство совершенной, самоотверженной любви,

самоотречения, Царство изгнанничества ради правды и ради истины, Царство,

которое всецело в человеческих сердцах и определяется пока только тем, что в

чьих-то сердцах— немногочисленных или многих— единственным Царем

является Господь Бог. Люди ожидали от Него земной победы, обеспеченности,

покоя, устойчивости— Христос им предлагает оторваться от земли, стать

бездомными странниками, проповедниками этого Царства, которое и самому человеку

бывает так страшно.

И вот эти люди, которые недавно встречали Его с таким торжеством, восстают

на Него с таким негодованием и ненавистью, непримиримой ненавистью, потому что

Он обманул все их надежды. Жить без надежды человек едва ли может, но

воспламениться надеждой, когда она уже угасла,— и увидеть эту надежду

поруганной порой бывает невыносимо. И тот, кто явился причиной такого

поругания, падения последней надежды, едва ли может надеяться на милость человеческую.