некого выслушать, не к кому проявить внимание, что никто не ответит, не

отзовется и нам некому ответить и отозваться, а это означает также очень часто,

что только благодаря ушедшему мы имели в собственных глазах некую ценность: для

него мы действительно что-то значили, он служил утверждением нашего бытия и

нашей значимости.

Габриель Марсель говорит, что сказать кому-нибудь: «Я тебя люблю»— то

же самое, что сказать: «Ты никогда не умрешь»33.

Это можно сказать и в случае смертной разлуки. Нас оставил человек— и

некому больше утверждать нашу высшую ценность, наше предельное значение. Нет

того человека, который мог бы сказать: «Я люблю тебя», и следовательно, у нас

нет признания, утверждения в вечности… Этому тоже надо уметь посмотреть в лицо.

Такое нельзя, невозможно отстранить, от этого не уйдешь. Образовалась пустота,

и эту пустоту никогда не следует пытаться заполнить искусственно чем-то мелким,

незначительным. Мы должны быть готовы встретить горе, тоску, смотреть в лицо

всему, что происходит внутри нас самих, и тому, что навязывает нам ложно

понятое доброжелательство окружающих, которые бередят наше горе и страдание,

настоятельно напоминая о нем. Мы должны быть готовы признать, что любовь может

выражаться и через страдание и что, если мы утверждаем, что действительно любим

того, кто ушел из этой жизни, мы должны быть готовы любить человека из глубины

горя и страдания, как мы любили его в радости, утверждая его этой радостью

общей жизни. Это требует мужества, и, я думаю, об этом надо говорить снова и

снова сегодня, когда многие, чтобы избежать страдания, обращаются к

транквилизаторам, к алкоголю, ко всякого рода развлечениям— лишь бы

забыться. Потому что то, что происходит в душе человека, может быть заслонено,

но не прерывается, и если оно не будет разрешено, человек измельчает, он не

вырастет.

Жизнь усопшего как пример

Скажу еще вот о чем. Очень часто оставшиеся чувствуют, что потеря коснулась