зерно горчичное, которое, когда сеется в землю, есть меньше всех семян на

земле; а когда посеяно, всходит и становится больше всех злаков, и пускает большие

ветви, так что под тенью его могут укрываться птицы небесные. И таковыми

многими притчами проповедывал им слово, сколько они могли слышать. Без притчи

же не говорил им, а ученикам наедине изъяснял всё (Мк4:21—34).

Я хочу обратить ваше внимание на целый ряд моментов в этом коротком отрывке.

Для чего приносится свеча? Для того чтобы светить. А кому? Разумеется, не

только тому, кто эту свечу принес и зажег. Она должна светить всем, кто

находится в комнате. Эта свечка, поставленная на окно или просто стоящая на столе

в хижине, может явиться путеводной звездой для потерявшегося человека. То же

самое Христос говорит о том, что мы слышим, чему научились, что раскрылось и

расцвело в нашей душе, о том слове, том понимании, которое в нашей душе уже

принесло какой-то свой плод. Раньше я говорил, что нам дано с другими делиться

тем богатством, которое выпало на нашу долю, другим давать то, что мы получили.

А что будет иначе? Иначе мы потеряем то, что нам было дано. Ведь можно сказать,

что в конечном итоге все это дело Божие. Апостол Павел в Послании к Коринфянам

говорит: я насадил, Аполлос поливал, но возрастил Бог (1Кор3:6).

И это мы должны помнить. Причем мы должны помнить: быстрота, с которой слово

растет, не обязательно соответствует нашему желанию, чтобы все исполнилось как

можно скорее. Как запало в душу слово, образ, понимание, как взошло—

иногда непостижимо. Не сразу духовно оживший человек становится зрелым

человеком. Нужно иметь терпение и с собой, и с другими. Напрасно мы иногда

падаем духом, не видя в себе и в других желанного роста,— Божие семя рано

или поздно взойдет. Прежде нежели колос может показаться над землей, должно

произойти нечто неизбежное с семенем под землею: оно должно раствориться, как

бы исчезнуть. Семя это перестает быть замкнутой единицей, оно пронизывается,

пропитывается влагой, его больше узнать нельзя, отличить от земли нельзя. И

только тогда, когда это семя уже нельзя отличить от почвы, в которой оно