Metropolitan Anthony of Sourozh. Transaction

А что будет иначе? Иначе мы потеряем то, что нам было дано. Ведь можно сказать,

что в конечном итоге все это дело Божие. Апостол Павел в Послании к Коринфянам

говорит: я насадил, Аполлос поливал, но возрастил Бог (1Кор3:6).

И это мы должны помнить. Причем мы должны помнить: быстрота, с которой слово

растет, не обязательно соответствует нашему желанию, чтобы все исполнилось как

можно скорее. Как запало в душу слово, образ, понимание, как взошло—

иногда непостижимо. Не сразу духовно оживший человек становится зрелым

человеком. Нужно иметь терпение и с собой, и с другими. Напрасно мы иногда

падаем духом, не видя в себе и в других желанного роста,— Божие семя рано

или поздно взойдет. Прежде нежели колос может показаться над землей, должно

произойти нечто неизбежное с семенем под землею: оно должно раствориться, как

бы исчезнуть. Семя это перестает быть замкнутой единицей, оно пронизывается,

пропитывается влагой, его больше узнать нельзя, отличить от земли нельзя. И

только тогда, когда это семя уже нельзя отличить от почвы, в которой оно

находится, тогда начинается плодотворение. И этот плод может явиться не только

драматически, каким-то потрясающим образом, но самым малым, незаметным образом.

Об этом говорит рассказ о горчичном зерне. Малюсенькое зерно падает на

землю, углубляется в нее, начинает таять, как бы исчезать, перестает иметь свою

обособленную личность ради того, чтобы сродниться, срастись с той почвой, в

которой оно находится. Потом это малюсенькое зерно дает плод, и вырастает целый

куст, где могут укрыться птицы небесные, громадные по сравнению с малюсеньким

зерном. И поэтому нам надо помнить, что не обязательно мы должны что-то

громадное принести, какое-то откровение дать. Иногда одно слово, сказанное

вовремя, даже сказанное нечаянно, может человеку переменить жизнь. Причем не

обязательно Божественное слово— просто слово, которое исходит из недр

чего-то, чему мы сами научились.

Когда-то я преподавал в Русской гимназии в Париже. Помню, однажды девочка

лет четырнадцати сидела и весь урок плакала. Когда она выходила, я стоял у