Metropolitan Anthony of Sourozh. Transaction
А что будет иначе? Иначе мы потеряем то, что нам было дано. Ведь можно сказать,
что в конечном итоге все это дело Божие. Апостол Павел в Послании к Коринфянам
говорит: я насадил, Аполлос поливал, но возрастил Бог (1Кор3:6).
И это мы должны помнить. Причем мы должны помнить: быстрота, с которой слово
растет, не обязательно соответствует нашему желанию, чтобы все исполнилось как
можно скорее. Как запало в душу слово, образ, понимание, как взошло—
иногда непостижимо. Не сразу духовно оживший человек становится зрелым
человеком. Нужно иметь терпение и с собой, и с другими. Напрасно мы иногда
падаем духом, не видя в себе и в других желанного роста,— Божие семя рано
или поздно взойдет. Прежде нежели колос может показаться над землей, должно
произойти нечто неизбежное с семенем под землею: оно должно раствориться, как
бы исчезнуть. Семя это перестает быть замкнутой единицей, оно пронизывается,
пропитывается влагой, его больше узнать нельзя, отличить от земли нельзя. И
только тогда, когда это семя уже нельзя отличить от почвы, в которой оно
находится, тогда начинается плодотворение. И этот плод может явиться не только
драматически, каким-то потрясающим образом, но самым малым, незаметным образом.
Об этом говорит рассказ о горчичном зерне. Малюсенькое зерно падает на
землю, углубляется в нее, начинает таять, как бы исчезать, перестает иметь свою
обособленную личность ради того, чтобы сродниться, срастись с той почвой, в
которой оно находится. Потом это малюсенькое зерно дает плод, и вырастает целый
куст, где могут укрыться птицы небесные, громадные по сравнению с малюсеньким
зерном. И поэтому нам надо помнить, что не обязательно мы должны что-то
громадное принести, какое-то откровение дать. Иногда одно слово, сказанное
вовремя, даже сказанное нечаянно, может человеку переменить жизнь. Причем не
обязательно Божественное слово— просто слово, которое исходит из недр
чего-то, чему мы сами научились.
Когда-то я преподавал в Русской гимназии в Париже. Помню, однажды девочка
лет четырнадцати сидела и весь урок плакала. Когда она выходила, я стоял у