никогда для ее не существовал. И вот она стоит на мосту, мимо проходят толпы

людей, и она никого не видит. День сменяется ночью, проходит и

ночь— все, что она видит, это дома и пятна в них, то яркие, то темные, и

это ничего не означает для нее, потому что никак ее не касается. Пока вдруг

мимо не проходит ее муж, и его она видит. Не потому, что была так уж особенно

привязана к нему, но хоть как-то связана с ним, она им обладала, она

пользовалась всем, что он мог ей дать. Он был частью ее жизни, и поэтому она

может его видеть, он существует. И с этого момента она начинает что-то

открывать, начав с мужа и дальше к тому еще, что она знала. В какой-то момент

она оказывается уже не на мосту, а на берегу Темзы и смотрит на реку. Когда у

нее было тело, она с ужасом отшатывалась от этой реки, потому что видела ее

жирные воды, отяжелевшие отбросами, и ее реакция была: Боже мой, какой ужас,

если бы пришлось этой воды напиться! Как отвратительно было бы в эти воды

погрузиться! Но теперь у нее нет тела, и у нее нет физической реакции на эти

воды; она видит их такими, какие они есть: именно таковы должны быть воды реки,

протекающей через большой город и уносящей все, что город отбрасывает в реку на

ее пути к морю. Она видит эти воды как таковые. И потому что она принимает их

такими, она начинает сквозь слои густоты видеть дальнейшие слои меньшей

густоты, большей прозрачности. Она видит этот поверхностный загрязненный слой,

затем ниже— еще бльшую прозрачность, глубже— бльшую

чистоту, дальше и дальше. Так что, переходя от одного слоя к следующему, она

обнаруживает, что сердцевина реки состоит из воды, не из отбросов, грязи,

там— вода! И вглядываясь еще глубже, она видит совершенно особенную воду

и в сердцевине этой воды, которая стала частью человеческой истории, так

сказать, человеческой жизни, видит воду первозданную, сотворенную Богом воду,

совершенно чистую, прозрачную и в самой сердцевине этой воды сверкающий

поток— это та самая вода, которую Христос дал самарянке (Ин4:7—15).

Почему она это видит? Потому что в этот момент она совершенно отрешена от себя,