Metropolitan Anthony of Sourozh. Transaction
нуждаются в том, чтобы горе их пробудило, чтобы воспоминание иного времени в
них воскресло и они смогли бы тоже двинуться в путь. И это является как бы
коренным, абсолютно необходимым условием, потому что Царство Божие— это
Царство взаимной любви. Нам не может быть места в Божием Царстве, если в нас
остаются безразличие, холодность, отсутствие любви или тем более отвержение
другого. И в момент, когда мы называем Бога— Отцом, мы должны усилием
веры, усилием воли, усилием всего своего существа признать, что все мы—
братья и сестры. Да, есть братья близкие и сестры близкие, есть и далекие, но
не нам судить. В начале книги Бытия мы видим, что одного брата звали Авелем, а
другого— Каином. Каин убил Авеля, но Авель не противился… И в течение
всей истории нашей христианской веры у всякой жертвы, у всякого мученика была
власть именем Божиим прощать. Как Христос сказал: Прости им, Отче, они не
знают, что творят…
Вот начало, два первых слова, с которыми мы приступаем к нашему Богу и Отцу.
И то, что мы будем говорить дальше об имени Божием, о Царстве Божием, о воле
Божией, имеет настоящий смысл, только если мы взываем изнутри хотя бы
зачаточного сыновства, хотя бы стремясь соединить свою волю с волей Спасителя
Христа, свои мысли и чувства с мыслями и чувствами Христа, Сына Божия, ставшего
Сыном Человеческим.
Да святится имя Твое: пусть Твое имя, Господи, будет предметом
поклонения, пусть это имя будет святыней в сердцах, в мыслях, на устах людей,
пусть Твое имя, как пламя, зажигает человеческие души и превращает каждого
человека во всем его существе— духом, душой и телом— как бы в
купину неопалимую (Исх3:2), которая горит Божественным огнем, сияет
Божеством и остается несгораемая, потому что Бог не питается веществом, которое
Он претворяет в Божественную жизнь.
Почему же мы говорим об имени, а не о Боге? Потому что имя—
единственное, что нам доступно. В еврейской древности считалось, что имя и тот,