своего балкона и тихо, неслышно ни для кого, кроме Бога, произносил это священное

имя, которое, словно кровь, вливалось в эти молитвы, давало им жизнь, как кровь

дает жизнь живому организму, и возносило эти молитвы до Престола Божия. Имя

считалось чем-то настолько святым, что его нельзя было произнести214. Мы знаем, что и в некоторых сибирских

племенах Бог не имел имени. Когда они хотели Его обозначить в своей речи, они

лишь поднимали руку к небу, указывая, что это Тот, имя Которого нельзя

произнести и Который превыше всего.

Имя действительно может слиться с существом: не то имя, которое мы знаем

друг за другом, клички, а какое-то более глубинное имя, то, о котором говорится

в книге Откровения (Откр2:17). Этим обозначается неповторимость нашего

отношения с Богом, неповторимость той связи, которая есть у каждого из нас с

Богом. Мы для Него единственны и неповторимы, у каждого из нас в премудрости

Божественных глубин есть имя— может быть, то самое слово, которое Бог

произнес, когда любовью нас вызвал к бытию, и которое откроется перед нами как

эта наша единственность и неповторимость в Его глазах, в Его сердце.

Имя имеет еще одно, более практическое значение. Имя— это единственный

способ обозначить предмет, зверя, человека, даже Бога. И как бережно мы

относимся к имени тех людей, которых мы любим, которых почитаем! Никто из нас

не позволит, чтобы кто-нибудь шуточно или унизительно, грязно произнес имя

любимого, почитаемого нами человека. Это нас взорвет, возмутит, мы этого не

допустим! А вместе с этим как легко мы допускаем в своей речи легкомысленное,

пустое, а порой даже кощунственное употребление имени Божия. Как легко мы

восклицаем Его имя, и как нечутки мы к тому, что порой вокруг нас употребляется

Его имя шуточно или унизительно.

Вот о чем мы молим: о том, чтобы мы сумели так воспринять наше сыновство,

так переживали бы себя дочерьми и сыновьями Божиими, чтобы нам было невыносимо

употребление Божиего имени иначе чем с благоговением, молитвенно, трепетно. Так

можем мы молиться, так можем мы думать о Боге, и лишь поскольку мы вырастаем в