земля, которую купил первый званый, ни волы, которых купил второй, ни та

работа, которую совершили волы над этой землей. Что же останется? А если

говорить о любви, то, опять-таки, что останется, если она вся сведена к меркам

земной жизни, если за ними ничего нет, если она такая же маленькая, ничтожная,

как наша земля в этом бесконечно разверзающемся космосе, в котором мы живем:

пылинка— а в этой пылинке человек с его чувствами, мыслями. Да, человек

больше, чем пылинка, но только если он сам себя не сроднит с этой пылинкой,

если найдет в себе величину, глубину, которую только Бог может заполнить, такую

глубину, которая всю вселенную может в себе вместить и еще остаться пустой,

потому что в ней бесконечность и она может быть только местом вселения Самого

Бога.

Любовь должна нас так раскрыть; если она этого не достигает, то делается

мелкой, как пылинка. Конечно, мы не умеем охватить всех, не умеем охватить все,

но мы должны раскрываться все больше и больше, а не закрываться, замыкаться,

суживаться. Всех мы не можем и не умеем любить, но умеем ли мы любить любимых?

Является ли наша любовь к тем, кого мы любим, благословением, свободой,

полнотой жизни для них или тюрьмой, в которой они сидят, как пленники в цепях?

У пророка Исаии есть слово: отпусти пленных на свободу (Ис58:6). И каждый

из нас скажет: «У меня нет рабов, я никого не держу в плену, у меня нет власти

ни над кем»,— и это неправда! Как мы держим друг друга в плену, как мы

порабощаем друг друга! Какой узкой мы делаем жизнь друг для друга, и, страшно

сказать, как часто это бывает из-за того, что мы человека будто «любим» и знаем

лучше него, что составляет его счастье и добро. И как бы он ни стремился к

своему счастью, как бы он ни стремился раскрыться, как цветок раскрывается на

солнце, мы бросаем на него свою тень и говорим: «Нет, я лучше тебя знаю, каковы

твои пути, каково твое счастье». Как часто приходится слышать— может

быть, не в таких словах, но по сути: «Боже, если бы этот человек меня перестал

любить, каким бы я был свободным! Я мог бы жить, с меня спали бы цепи, началась