сказать, как часто это бывает из-за того, что мы человека будто «любим» и знаем

лучше него, что составляет его счастье и добро. И как бы он ни стремился к

своему счастью, как бы он ни стремился раскрыться, как цветок раскрывается на

солнце, мы бросаем на него свою тень и говорим: «Нет, я лучше тебя знаю, каковы

твои пути, каково твое счастье». Как часто приходится слышать— может

быть, не в таких словах, но по сути: «Боже, если бы этот человек меня перестал

любить, каким бы я был свободным! Я мог бы жить, с меня спали бы цепи, началась

бы жизнь».

Второй образ— из французской книги о том, как человек захотел создать

земной рай217. Некто Киприан,

прожив много лет среди дикарей на островах Тихого океана, страстно возлюбил

землю, природу, жизнь, творческие силы этой природы и научился от местных

жителей, как колдовством любви вызывать к жизни все живые силы порой иссохшей

земли. Он возвращается к себе на родину, покупает клочок каменистой,

безжизненной почвы и как бы окутывает эту почву своей любовью, вызывает в ней и

из нее все живые, творческие силы. И почва, которая была мертва столетиями,

начинает оживать, произращать травы, деревья, цветы, она становится как бы

земным раем. И в этом озарении, в этом свете любви и животные начинают

собираться, потому что там любовь побеждает их вражду, их взаимную злобу, их

привычки, инстинкты; живут они как в раю. Один только зверь остается вне этого

рая— лиса. Она не хочет присоединяться к другим, остается вне. Киприан

сначала думает о ней с состраданием: бедный зверь, не понимает, где его

счастье!— и всячески призывает эту лису: приди, здесь же рай! Но лиса не

идет. Тогда он начинает на нее раздражаться, любовь к ней начинает потухать, и

постепенно в нем рождается негодование и ненависть, ибо эта лиса—

свидетельница, что его рай— не для всех рай, не всем хочется жить в этом

раю. И он решает убить лису, потому что, когда ее не будет, все звери, все

растения будут соединены в том раю, который он искусственно создал своей любовью.