Metropolitan Anthony of Sourozh. Transaction
И он лису убивает. Возвращается на свой участок— все травы засохли, все
цветы вымерли, все звери разбежались…
И вот это мы должны помнить: мы призваны создать мир и охватить его шире и
шире любовью, но не такой, которая делает нас рабами искусственного рая, а
любовью, которая может простираться все дальше, оставляя свободу тем, которые
не хотят войти в наш рай. Это относится к нашей церковности, это
относится к нашим семьям, к нашим дружбам, к нашим общественным устремлениям.
Это ставит перед каждым из нас вопрос о том, как, каким образом он связан с
теми, кто его окружает, и с жизнью. Опять-таки, всех охватить любовью мы не
можем, но тех немногих, кого мы любим, мы должны любить иной любовью, чем
любовь искусственного рая порабощенных существ.
***
Продолжая нашу беседу с того места, где мы оставили притчу, надо задать себе
вопрос, который апостолы поставили Спасителю после одной из Его бесед: кто же
тогда может спастись? (Мк10:26). Званые исключили себя из сообщества
Христова, Божия, прильнули к земле, отказались от того, чтобы земля и небо
соединились в одно. Кто же может спастись?
Если присоединить к этой притче окончание подобной ей у другого евангелиста,
картина следующая. Пир готов. Званые отказались прийти, а хозяин, у которого
сердце полно любви, открыто, который хочет, чтобы пир этот был пиром всея
земли, посылает своих слуг по улицам и задворкам города, села звать нищих,
хромых, убогих, чтобы пир наполнился радостью. Не его радостью, но радостью
всех тех, которые неожиданно для себя окажутся там (Мф22:2—14).
И вот встает вопрос: с чем эти нищие, хромые, слепые, увечные собраны и идут
по дороге к царским палатам? Какие у них мысли? У нищих ничего ведь нет, что
они могли бы принести хозяину дома: не могут принести ни цветка, ни подарка, не
могут принести успеха в жизни, не могут принести добродетели— ничего не
могут принести. Идут хромые, которые никогда в жизни не умели ходить твердой