тогда может спастись? (Мк10:26). Званые исключили себя из сообщества

Христова, Божия, прильнули к земле, отказались от того, чтобы земля и небо

соединились в одно. Кто же может спастись?

Если присоединить к этой притче окончание подобной ей у другого евангелиста,

картина следующая. Пир готов. Званые отказались прийти, а хозяин, у которого

сердце полно любви, открыто, который хочет, чтобы пир этот был пиром всея

земли, посылает своих слуг по улицам и задворкам города, села звать нищих,

хромых, убогих, чтобы пир наполнился радостью. Не его радостью, но радостью

всех тех, которые неожиданно для себя окажутся там (Мф22:2—14).

И вот встает вопрос: с чем эти нищие, хромые, слепые, увечные собраны и идут

по дороге к царским палатам? Какие у них мысли? У нищих ничего ведь нет, что

они могли бы принести хозяину дома: не могут принести ни цветка, ни подарка, не

могут принести успеха в жизни, не могут принести добродетели— ничего не

могут принести. Идут хромые, которые никогда в жизни не умели ходить твердой

стопой. Идут слепые— их ослепила земля, и они не сумели увидеть

неба— идут в сознании, что ничего у них нет: с чем же прийти, как их

примут? Символ их состояния— это лохмотья, которыми они покрыты; как же

их могут пустить в царские палаты грязными, вшивыми, в лохмотьях, проглядевшими

всю жизнь, растратившими все, что им было дано от рождения?

Верно, идут они с двоящимся чувством: с одной стороны, в сознании, что

никакого права на гостеприимство этого хозяина они не имеют, с другой

стороны— с мыслью: покажись они только в дверях дворца или зажиточного

дома— их прогонят! Вся жизнь их этому научила, они знают, что таких, как

они, гонят со двора,— чего же им ожидать? Заслуг нет, оправдания нет,

ничего нет. Значит, единственная надежда— на милосердие, на то, что их

пожалеют и ради жалости пустят. Но— жалей, не жалей— как можно их

пустить? Ведь они все осквернят в этом доме!

И вот они подходят к вратам; что дальше? В другом евангельском отрывке