сердцевины человека так, что одно Божие слово может перевернуть жизнь человека.

Мы ведь знаем, насколько наши телесные чувства принимают участие во всем, что

происходит в нашем уме, в нашем сердце. Мать выражает всю свою любовь к

ребенку, касаясь его, лаская его,— сколько утешения можно передать

прикосновением руки, сколько любви во всех ее формах может быть выражено

посредством тела. Так что, когда мы глядим на тело усопшего, мы видим не просто

сброшенную одежду, как многие стараются убедить себя, по крайней мере на

словах, чтобы утешиться, чтобы загладить горе. Тело не одежда, и мы не просто

сбрасываем его. Это тело столь же реально, как реален весь человек, как реальна

душа. Только в единстве тела и души мы являемся полным человеком.

Это выражает неожиданным, может быть, даже поразительным образом святой

Исаак Сирин, который пишет, что вечная судьба человека не может определиться

раньше воскресения тела, потому что телу наравне с душой надлежит выбрать и

определить вечную участь человека; смысл этого высказывания таинствен для нас,

потому что мы не в состоянии представить, как это возможно. И, однако,—

да: я— это мое тело, равно как и моя душа. И человека можно

рассматривать только в целостности. Поэтому, когда мы смотрим на тело, мы

смотрим на него с благоговением. Мы видим его со всем страданием и всей

радостью, всей тайной жизни, какая была в этом человеке. Тело можно бы назвать

видимым образом невидимого. В этом отношении, быть может, не случайно в

славянской церковной службе тело называется мощами. Каждое тело,

окруженное любовью, благоговением, почитанием, тело, призванное к воскресению,

тело, которое на протяжении всей жизни служило таинственному общению с Богом в

крещении и миропомазании, в помазании святым елеем при болезни, в приобщении

Телу и Крови Христовым, в получении благословения— это тело является, так

сказать, семенем— и это слово апостола Павла: сеется в тлении, восстает в

нетлении, сеется в уничижении, восстает в славе (1Кор15:42—43). Это

тело тления, от которого хотел бы освободиться апостол, чтобы жить в