постепенный распад, превращение в прах, означает, что мы стали ненужными,

лишними для нашего окружения, быть может, задолго до того, как настоящая смерть

принесет нам свободу— свободу встать перед Богом живой душой. Сколько

знаменитых людей были забыты задолго до своей кончины! Они завершили свое дело

и были преданы забвению. Наша ответственность перед лицом этого уродливого,

отталкивающего постепенного умирания велика, потому что человек становится

лишним, если его сочтут лишним ближние; нас обходят, отстраняют те, кто прежде

нас окружал, и в результате у нас впечатление, что наша жизнь окончилась

задолго до того, как пришла смерть. Тут есть ответственность общественная,

человеческая, христианская, которую мы должны взять на себя: мы не имеем права

отбрасывать кого-либо по причине его кажущейся «ненужности».

Если позволите, я вам дам пример, хотя он не в уровень моей темы: я вам

расскажу о своей бабушке, которая достигла почтенного возраста девяноста пяти

лет. Однажды после тщетных усилий вымыть посуду она ее выронила. Она позвала

меня, показала осколки и сказала: «Почему Бог дает мне жить? Я уже никуда не

гожусь». Помню, в ответ я привел ей две причины, которые мне действительно

кажутся законными. Первая: у Бога наверняка уже столько старушек, что еще одна

уж действительно может подождать, но вторая была, вероятно, более важна с точки

зрения человеческой— я сказал бабушке: «Знаешь, многое ты не умела делать

так же хорошо, как другие, или лучше их. На протяжении твоих девяноста пяти

лет, несомненно, были люди, которые умели лучше тебя мыть посуду. Но есть одно,

чего не умел делать никто, кроме тебя, и это тебе удалось». Она с интересом

насторожилась и спросила: «Что это?» —«Никто, кроме тебя,— ответил

я,— не сумел быть моей бабушкой». Оно звучит шуткой, когда я вам это так

передаю. Но это действительно имело значение для этой женщины: она будто

открыла в себе что-то настолько неповторимое, чего не могли задеть ни возраст,

ни дряхлость, ни старость со всей ее силой разрушения.

Так что трагизм смерти не в том, что в какой-то день мы окажемся перед лицом