Metropolitan Anthony of Sourozh. Transaction
Конец— не только миг, когда все завершено в смысле— окончено; все
завершено, потому что все достигло своей полноты в лице Богочеловека.
Христос— конец и в смысле последнего момента, и в смысле цели и
завершения. Мы слишком часто забываем, что живем уже во временнм ряду,
который вышел за пределы линейного времени, хождения ощупью в полумраке Ветхого
Завета, подобного цикличному времени внебиблейских религий. Мы живем во
времени, где все уже завершено: Царство пришло во всей своей силе,
Христос— в нашей среде, Дух Святой излился на апостолов и через
них— на нас в непрекращающейся Пятидесятнице. Конечно— и я к этому
еще вернусь,— мы ожидаем Парусии41,
славного Второго пришествия Господня, но Он уже пришел, мы уже в
Царстве, Царство пришло во всей своей силе, оно уже не только предмет нашей
надежды и веры.
Подвижники древности упражнялись в «памяти смертной» и заповедали то же
своим ученикам: «Помни последняя твоя». «Имей память смертную»,— говорит
нам вся аскетическая традиция. Когда приводишь эти слова современному человеку,
он отвергает их: «Как? Неужели я всю жизнь, всю мою долгую человеческую жизнь
должен провести в ужасе грядущей смерти? Неужели все радости должны быть
отравлены уверенностью, что они окончатся? Неужели надо страшиться потерять
все, что мы любим, и помнить, что любая красота мимолетна, истлеет? Неужели вся
вселенная сводится к „Падали“ Бодлера?»42
Но это ли имели в виду подвижники древности, когда призывали нас постоянно
помнить о смерти? Думаю, нет. Смерть— единственное, что может заставить
нас вырасти в меру жизни. Без нее жизнь могла бы стать столь мелкой и
ничтожной! В тот момент, когда перед нами встает смерть, когда она входит, например,
в наш дом, все приобретает истинно человеческий, то есть богочеловеческий,
масштаб. Подумайте о том, что происходит, когда один член семьи узнает, что
смертельно болен. Смерть рядом, ее образ нельзя отстранить, она неотвратимо