наш, еже согреших во дни сем…»269,

мы должны (может быть, не в этот момент, а тогда, когда у нас есть время

продумать молитвы, которые мы произнесем вечером или на следующее утро)

продумать, что значат слова, которые мы употребляем. Является ли Христос

желанным Хозяином моей жизни, моим Спасителем, моей надеждой, моей радостью,

всем, или я вижу в Нем Властелина, Который управляет моей жизнью и Которого я

боюсь? Отцы Церкви, говоря о страхе Божием, различают разный страх. Есть

рабский страх, когда человек боится Бога, потому что знает, что Бог над ним

имеет полную власть, есть страх наемника, который старается угодить своему

хозяину, для того чтобы заслужить награду и не получить наказание. И наконец,

есть сыновний страх тех, которые Бога любят пусть не совершенной любовью, но

доступной им любовью и стараются ничем Его не огорчить. Не потому, что они

хотят от Него подачки, не потому, что боятся наказания, а потому, что стремятся

в ответ на Его любовь дать Ему хоть капельку радости: да, я это признаю, и я

Тебя сколько-то, сколько могу, сколько умею, люблю.

А дальше мы говорим: «Боже наш». Что значит «Бог»? Мы об этом уже говорили.

Он для нас непостижим, Он бесконечно велик, Он— тайна, и вместе с этим по

Своей свободной воле Он нас приобщает к Своей жизни. В каком-то смысле можно

сказать, что Он является Жизнью нашей на такой глубине, до какой мы не можем

дойти сознанием и опытом. Святой Исаак Сирин в одном писании говорит, что Бог

бесконечно ближе нашей душе, чем наша душа нам самим. Он в глубинах наших. Но

когда я называю Его Богом, переживаю ли я это, желаю ли я этого, сознаю ли я

это, или слово «Бог» является как бы «предметной кличкой»: это то Существо,

Которое так называется? Очень важно нам понимать те слова, которые мы

произносим в молитвах, потому что они нам открывают нечто очень драгоценное о

тех святых, которые их употребили. И дальше в той же молитве (я сейчас на ней

останавливаюсь просто ради примера): «Господи Боже наш, еже согреших во дни

сем…» И сразу приходит мысль: да, Господи, мы все грешны, и я грешен, я,