Metropolitan Anthony of Sourozh. Transaction
которого Я запретил тебе есть? (Быт3:8—11).
И тут оказывается вдруг, что доверие, простота, которые были вначале, пришли
к концу. В тот момент человек мог бы еще— вернее, уже— понять, что
с ним случилось. Но он не понимает, он сколько-то помрачен, но не понимает
до конца, что с ним совершилось. Он думает, что может продолжать расти,
становиться собой, познавать мир как бы параллельно с Богом. И тут входит в
силу очень страшный закон. Жить можно— в том смысле, в котором Бог жив
и живы те, которые в Боге и с Ним,— только приобщенностью к Богу. В
момент, когда человек отрывается от Бога, у него остается только один путь:
рано или поздно умереть. И именно это случается с первой четой. Смерть
через них входит в этот мир. Они потеряли источник Жизни, и без источника Жизни
жизни больше нет. И начинается трагический период, в котором мы участвуем,
когда человечество и весь живой мир познают смерть и приобщаются смерти. Это
очень страшно. Но если мы вспомним то, что сказал святой Ириней, это не
абсолютно безнадежно.
Но тут целый ряд вещей совершается. Изначально человек имел тело, имел душу,
и в нем обитало дыхание Божие, которое Господь вдохнул в него. В тот момент,
когда человек отворачивается от Бога, эта иерархия колеблется, остается на первом
плане то, что принадлежит к естеству. Духом человек уже не познает Бога, как
познавал Его изначально, и поэтому дух не может руководить, вести человека от
силы к силе, от славы к славе, от земли на небо, в глубины Божии. В человеке
тускнеет его человеческое сознание и появляется то, что мы называем плотью.
Изначально человек состоял из тела и души. И то, что Отцы называют телом, это
та же плоть, но пронизанная духом, одухотворенная, освященная. Теперь эта
освященность заколебалась, и тело в значительной мере стало плотью, то есть тем
же телом, но уже не таким одухотворенным, не таким чистым, не таким
гармоничным. И уже не душа и не дух правят всем человеком, а создается как бы
взаимное равновесие разных сил, а порой борьба между ними.