какую-то одежду. Но они теперь устыдились своей наготы, вместо того чтобы

познать свое нагое тело как торжественное, ликующее сияние красоты.

Этому мы можем найти сравнение. Когда мы смотрим на работу великого

художника, будь то статуя, будь то картина, и видим нагое тело, мы видим в нем

только неизреченную красоту, гармонию. Когда нам показывают порнографическое

изображение тех же телес, мы видим только уродство, ужас, оскверненность. Вот

это и случилось в тот момент. Человек посмотрел на другого и не увидел его как

самого себя, а как чужого, как нагого.

Здесь начинается история падшего мира: вместе с падением человека пала и вся

природа, весь мир, потому что, как я говорил уже не раз, человек был создан для

того, чтобы быть вождем этого мира от тварного совершенства в приобщенность к

Божественной красоте, к Божественной жизни. Человек сам отпал и уже не может

этот мир вести, и весь мир заколебался, и весь мир превратился в нечто

страшное. Вы, может быть, помните это место книги Бытия, когда после потопа

человеку, который настолько отпал от Бога, что больше не может жить только

своей приобщенностью Богу, Господь говорит: теперь тебе все твари отданы, они

будут твоей пищей, а ты будешь их ужасом (Быт9:1—7). Вот то соотношение,

которое теперь, со времен падения, существует между нами и сотворенным миром.

Вместо того чтобы быть как бы вершиной этого мира, быть вождем этого мира от

земли на небо, быть проводником Божественной красоты, славы, святости в этот

мир, мы стали предметом страха и ужаса для остальной твари. И мы это видим

постоянно вокруг нас, и— увы!— мы это видим и в самих себе.

Но все ли разбилось одновременно с падением человека? Нет, не все. Один из

отцов Церкви (кажется, святой Григорий Великий) писал о том, что мир не мог бы

продолжать существовать без таинств, то есть без таких действий или таких

состояний, когда Божественное вливается в тварное, когда тварное перерастает

себя самого, когда Божественное, вливаясь в тварное, приобщает тварность к

вечному и к Божественному. И он говорит, что единственное таинство падшего