Metropolitan Anthony of Sourozh. Transaction

нам надо это помнить; помнить, что нет малой лжи, что есть только ложь

и что ложь всегда является отпадением от того, что есть на самом

деле, и созиданием того, чего нет, как паутины, в которую можно уловить

человека или народ, все равно. Это смерть. И потому дьявол, который есть отец

лжи, называется также первым убийцей. Он ввел смерть в человеческий род,

предложив ему жизнь нереальную. Единственная реальность была Бог, дьявол

предложил первым людям путь жизни вне Бога, то есть в паутине. Это первое, что

я хотел вам прибавить к сказанному ранее.

«Я хочу поделиться с вами всем, что накопилось…» ч.3

Дальше начался новый период человеческой истории. Человек, который был

двоицей, одним существом в двух лицах, вдруг оказался двумя особями, перестал

быть сверхличной иконой Святой Троицы. Каждый из них стал особью, это уже была

не икона Святой Троицы, а разбитая икона. И между Адамом и Евой начались новые

отношения, они были уже отдельны, они видели друг друга как «не я», как «он» и

«она», и в результате начались между ними отношения, которых вначале не было.

Бог говорит— с болью, с грустью, не как заповедь, не как наказание, не

как угрозу,— что у жены будет теперь влечение к мужу, а муж будет

властвовать над ней (Быт3:16). Это было не наказание, это был болезненный

крик Божий: смотрите, что между вами случилось! Вас соединяла, делала едиными

любовь— и она исказилась! Любовь, соединяющая двух так, что они делаются

едиными,— это и есть чудо Божественной любви, вливающейся в твари

и соединяющей их, пусть не до такой меры, как они были едины вначале, потому

что этого можно достичь только путем громадного подвига личного и подвига всего

человечества до конца мира. Теперь же между мужчиной и женщиной осталась связь

в форме влечения, в форме власти. Это несчастье, но через него в какой-то мере

сохраняется в падшем мире единство, которое иначе было бы до конца разрушено.

Но тут мне хотелось бы отметить два момента. Первый момент тот, что даже в

Церкви— в Церкви, какой мы ее знаем,— не превзойден грех и не