Metropolitan Anthony of Sourozh. Transaction
было денег оплатить проезд на метро или на автобусе, и питался только тем, что
находил в мусорных баках, отбросами. Никто этого не подозревал, потому что он
был человек замкнутый, и никто не сумел отпереть его замкнутость. Разве это не
страшно?! Это было христианское общество, причем очень тесное, потому что в
эмиграции все были друг другу свои, и мы этого не заметили.
Это пример, один-единственный пример в своем роде. Конечно, есть и другие.
Они вспоминаются, потому что редки и потому так выпукло, так красочно выступают
на фоне серого, холодного безразличия, взаимного отчуждения, когда мы стоим
рядом— и не видим друг друга.
Я принадлежал к приходу Трехсвятительского подворья в Париже, единственному
приходу во Франции, который в ранние тридцатые годы остался верен Московской
Патриархии, все другие ушли в Константинополь или в Зарубежную Церковь291. Еще один такой приход был в Берлине и
один в Голландии. Во главе парижского прихода стоял Владыка Вениамин Федченков,
после этого он был в Америке, потом вернулся в Россию и кончил свою жизнь в
Печорах. Я как-то пришел вечером. Храм не закрывался— красть было нечего.
Церковь была подвальная, затем была лесенка, каменный коридор и две или три
кельи. В одной из них жил Владыка Вениамин, в другой отец Афанасий, мой
духовный отец. Я вошел в этот коридор и вижу: Владыка Вениамин лежит на
каменном полу, завернувшись в черную монашескую мантию. Увидев меня, он встал.
Я говорю: «Владыка, что вы здесь делаете?» —«Да знаешь, я здесь ночую».
—«А разве комнаты у вас нет?» —«Да, есть комната, но ты
представляешь, как замечательно— у меня там четверо нищих спят: один на
кровати, другой на матрасе, третий на ковре, а еще один на подушках. Я им
оставил эту комнату— им так трудно днем живется. Как же лишить их ночи?»
Другой приход был французский, три священника-француза, которые стали
православными. Они ели только тогда, когда кто-нибудь их приглашал,
иначе— денег не было и есть им было нечего. И во времена Владыки
Вениамина в коридор выставлялась коробка, куда мы, прихожане, клали то, что