тоже— и это очень важно— всей нашей жизнью, нашим взаимным

отношением.

У нас здесь такое преимущество над многими. Мы оторваны от Родины. В моем

поколении мы даже Родину потеряли, мы были отвергнуты, лишены государственной

властью права называться русскими. И встречаясь в храме или вне храма, мы

знали, что находимся и на земной нашей родине, и на небесной, потому что

небесная наша родина охватывает и землю, и небо. Как мы могли бы друг ко другу

относиться! Помню, когда я был еще мальчиком, с каким чувством мы отзывались

друг на друга! Когда мы слышали на улице, в метро, где бы то ни было русскую

речь, сердце горело в нас. Разве это случается теперь в такой же мере? Нам

живется— страшно сказать— слишком легко. Есть в Ветхом Завете слово

об израильском народе: утучнел и оставил Бога, то есть разжирел и забыл Бога

(Втор32:15). Порой так хочется вернуться к тому времени, когда было

голодно, и холодно, и одиноко, и когда каждый русский был своим человеком

для другого, и когда всякий православный, будь он русский или нет, был свой,

был брат, была сестра. Мы можем это воссоздать сознанием, выросши, углубившись,

уйдя в те глубины, которые раскрываются силой благодати, в те глубины, где люди

встречаются, встречаются в молчании, находят счастье в том, что можно побыть

друг с другом безмолвно, зная, что они едины, неразлучны навсегда, на вечность.

Подумайте об этом!

И кроме этого, конечно, мы призваны Христом преобразить этот мир, сделать из

этого мира место, где Бог у Себя дома, так, чтобы раскрылись врата Церкви и

чтобы тайна Церкви, Божественное присутствие излилось из храма на весь

окружающий мир. Это наша задача. И речь не идет о том, чтобы мы ходили и

проповедовали православие, а о том, чтобы мы были православием. Чтобы,

встречая любого из нас, общину или всю Церковь нашу, люди смотрели и видели:

Царство Божие пришло на землю, Бог живет в этих людях, Он с ними,— как бы

прильнуть, присоединиться к этому обществу жизни, света! Вот наша задача. Но за