Metropolitan Anthony of Sourozh. Transaction
видишь и что я могу к Тебе обращаться с теми молитвами, которым меня учили
когда-то. Или могу просто своими собственными словами говорить с Тобой, говорить
Тебе все что захочу, потому что знаю, что Ты меня так любишь, что не
отвергнешь, даже если то, что я буду говорить, недостойно ни Тебя, ни того
святого места, где я нахожусь, но я буду правдив перед Тобой, все Тебе скажу».
В этом, может быть, сущность нашего православного опыта, который выражается,
как я сказал, различно, множеством путей, но который должен выражаться
тоже— и это очень важно— всей нашей жизнью, нашим взаимным
отношением.
У нас здесь такое преимущество над многими. Мы оторваны от Родины. В моем
поколении мы даже Родину потеряли, мы были отвергнуты, лишены государственной
властью права называться русскими. И встречаясь в храме или вне храма, мы
знали, что находимся и на земной нашей родине, и на небесной, потому что
небесная наша родина охватывает и землю, и небо. Как мы могли бы друг ко другу
относиться! Помню, когда я был еще мальчиком, с каким чувством мы отзывались
друг на друга! Когда мы слышали на улице, в метро, где бы то ни было русскую
речь, сердце горело в нас. Разве это случается теперь в такой же мере? Нам
живется— страшно сказать— слишком легко. Есть в Ветхом Завете слово
об израильском народе: утучнел и оставил Бога, то есть разжирел и забыл Бога
(Втор32:15). Порой так хочется вернуться к тому времени, когда было
голодно, и холодно, и одиноко, и когда каждый русский был своим человеком
для другого, и когда всякий православный, будь он русский или нет, был свой,
был брат, была сестра. Мы можем это воссоздать сознанием, выросши, углубившись,
уйдя в те глубины, которые раскрываются силой благодати, в те глубины, где люди
встречаются, встречаются в молчании, находят счастье в том, что можно побыть
друг с другом безмолвно, зная, что они едины, неразлучны навсегда, на вечность.
Подумайте об этом!
И кроме этого, конечно, мы призваны Христом преобразить этот мир, сделать из