Metropolitan Anthony of Sourozh. Transaction

постараться сделать из ничтожного поступка, из слова, как будто совсем мелкого,

нечто прекрасное, совершенное. Если бы мы жили все время, стараясь, чтобы

каждый миг был прекрасен и полон, вся наша жизнь в целом была бы прекрасна и

полна. В этом смысле смерть— благо, смерть напоминала бы нам, что надо

жить со всем напором, надо спешить жить. Нам некогда писать черновик жизни:

времени хватит лишь на то, чтобы жить с полнотой, напряженно, жить всем своим

существом, творя и созидая совершенство, красоту. Смерть— да, следствие

греха, следствие падения, следствие нашей потери Бога, она знак и печать

катастрофы, признак нашей отделенности от Бога.

Что в таком случае изменила смерть Христа?

Да, мы все умираем, но отныне смерть для христианина означает успение, означает—

упокоиться в Боге, родиться в вечность. Это не гибель, не конец пути, после

которого «ничего нет»— только тление тела, распад всего нашего существа.

«Умереть» означает войти в вечную жизнь, где лицом к лицу живой душой мы

встанем перед лицом Живого Бога. Больше того: этот переход в вечность,

предстояние лицом к лицу, даже оно— только ожидание, с надеждой, в уверенности

веры, Воскресения. В Символе веры мы провозглашаем свою веру не в бессмертие

души, а в воскресение мертвых. Мы несомненно верим в это воскресение, мы чаем

его. Можно бы сказать, что мы— единственные на свете материалисты,

потому что мы верим в материю, в ее способность возродиться к вечной жизни в

Боге.

Как знать, что надо совершить, как знать, что мы это совершили и теперь

можем умереть?

Ваше «можем умереть» дает мне лазейку, иначе у меня не было бы ответа на

этот вопрос. Чтобы умереть, вовсе не нужно знать, что надо совершить или что

уже совершено. Мы не выбираем смерть— она приходит к нам, дается,

мы не выбираем ни сроки, ни то, как именно мы вступим в ее тайну. Можно

сказать, что наш путь никогда не бывает завершен. Завершение означало бы, что

мы достигли такой совершенной, всецелой любви, что она охватывает всех, что нет

ни одного человека, кого мы не полюбили полностью, до предела, что во всех

случаях наша любовь достигла своей полноты. Так вот, можно заранее сказать (об

этом пишет и святой Иоанн Златоуст), что мы всегда должники в любви, в

милосердии. Так что нечего задаваться вопросом: совершил ли я? Мы можем заранее

ответить: нет! Или вопросом: что мне остается совершить? Можно сразу

ответить: все! Тем не менее приходит момент, когда Бог в Своей