Metropolitan Anthony of Sourozh. Transaction

которым Бог обращается к нам, начать с него и отозваться бывает очень

плодотворно для внутренней жизни, но в моменты упадка душевных сил поступать

так тем более оправданно, что слово Божие сильно и действенно, это творческое

слово, оно звучит и проникает глубже, чем в доступные, поверхностные слои души,

оно потрясает самые ее глубины, потому что слово Божие— жизнь и может вернуть

нам жизнь присущей ему силой, потому что это слово Самого Бога, Который

обращается к нашей душе.

Если мы пользуемся молитвами, сложенными святыми (как я уже сказал, у нас

должен быть некоторый их запас), готовыми выручить нас, главное затруднение, с

которым мы столкнемся в эти моменты внутренней мертвости, в том, что мы не

знаем, куда обратиться. Куда направить молитву: Бог как будто отсутствует, небо

пусто, и нам кажется, что наш крик отчаяния никто не слышит. Вспомните строки

Верхарна:

Ночь в небо зимнее свою возносит чашу.

И душу я взношу, скорбящую, ночную,

О Господи, к Тебе, в Твои ночные дали!

Но нет в них ничего, о чем я здесь тоскую,

И капля не падет с небес в мои печали.

Я знаю: Ты— мечта! И все ж во мраке ночи,

Колени преклонив, Тебе молюсь смиренно…

Но Твой не внемлет слух, Твои не видят очи,

Лишь о себе самом я грежу во вселенной.

О, сжалься, Господи, над бредом и страданьем,

Я должен скорбь излить здесь, пред Твоим молчаньем.

Ночь в небо зимнее свою возносит чашу312.

Или Клоделя:

Я здесь, ее здесь нет, дышит ужасом тишина.

Мы пропали: нас, как зерна, трясет в своем решете Сатана.

Я страдаю, страдает она,— и она от меня

далека,

От нее не дотянется ко мне ни слово, ни рука.

Все, чем связаны мы,— это мрак,

прерывающий всякую связь,

Цепенящий мрак и чудовищная, безнадежная страсть.

Вслушиваюсь: рядом нет никого, и страх