удобная. Она увидела эту комнату будто впервые. Произошла встреча между нею и

тем местом, где она жила годами, никогда его не замечая. Потом она прониклась

окружающим ее миром и покоем, который подчеркивало тиканье часов и постукивание

спиц по ручкам кресла. И постепенно это внешнее безмолвие стало перетекать

внутрь, проникать в нее, молчание охватило ее и открыло ей что-то большее,

молчание более «насыщенное», которое было не просто отсутствием шума, а

богатым, сущностным молчанием, в сердцевине которого она различила Присутствие.

И как только она ощутила это Присутствие, в ней родилось желание молитвы—

но на этот раз из самых глубин молчания, не потоком слов, не в вихре мыслей, а

спокойно выбирая каждое слово из глубин этого молчания и тихо принося его Богу.

Сама молитва стала выражением внутреннего молчания, частью того поистине

Божественного безмолвия, которое она ощутила. Такой способ доступен всем.

Конечно, придется бороться с кружением мыслей, с колебаниями сердца, с порывами

плоти, с неустойчивостью воли. Для этого существует множество упражнений,

которые относятся одновременно к психологии и к подвижничеству, но и помимо

этих упражнений нам очень поможет, если мы спокойно и в уже доступной нам мере

безмолвия будем пребывать перед лицом Божиим в уверенности, что Он тут.

Иногда это безмолвие сходит на нас еще ощутимее. Безмолвие и покой в Боге

подаются нам, и мы их воспринимаем, когда ничто, казалось бы, этого не

предвещало. Молиться за других— это кровь проливать (это слова старца

Силуана), и пролитие это идет до истощания всех жизненных сил в любви и

сострадании. Но молиться за других означает также идти путем Христовым, стать

выражением Его предстательства, соединиться с Ним в Его молитве и Его

воплощении; это значит жить неизреченными воздыханиями Духа в наших

сердцах (Рим8:26). И чем живее наша человеческая любовь, чем глубже мы

отождествляемся через сострадание с теми, за кого молимся, тем совершеннее наше

общение с Премилосердным Господом; наша молитва, родившаяся из человеческой

трагедии, уносит нас в сердцевину Божественной тайны. Сначала мы остро сознаем