Metropolitan Anthony of Sourozh. Transaction
наша полная, цельная. Мы сложили свою ношу к ногам Божиим, теперь Он принял ее
на Свои мощные плечи. Приведенный выше рассказ о монахе, который молился за
ближних и постепенно терял из виду землю, потому что проникался сознанием Неба,
и в следующий миг находил своих ближних в самой сердцевине Божественной любви,
мог бы нас научить тому, как легко встретить Бога, если мы приносим свою заботу
Ему, если мы делаем это с искренней любовью, а не сосредоточиваясь на себе.
Потому что Бог, Которому мы молимся, есть Бог Истории, Он создал нас, пожелал
прожить человеком, стать человеком в самом полном и трагичном, самом богатом и
самом низком смысле слова, для того чтобы нас спасти и привести к нашей
подлинной мере. Это молитвенное предстательство подразумевает полное принятие
всего человеческого состояния, столь же полное и окончательное, как действие
Бога в Воплощении, принятие ответственным актом, который поддерживает нашу
молитву и делает ее истинной. Молитва без действия— ложь. И это приводит
нас к самой сути, природе предстательства.
Предстательствовать не означает напоминать Богу о том, что Он забыл сделать.
Смысл предстательства в том, чтобы сделать шаг, который поставит нас в
сердцевину ситуации, в точку наибольшего напряжения, как бы заставит вклиниться
между двумя противостоящими сторонами с предельной отданностью,
ответственностью.
Вот пример времен первой мировой и гражданской войны в России, смутной эпохи
внешней борьбы и междоусобицы. В небольшом провинциальном городке, который
только что перешел из одних рук в другие, оказалась в западне Зоя, молодая
женщина лет тридцати, с двумя детьми. Ее муж принадлежит противоположному
лагерю, она не сумела убежать вовремя, она прячется, надеется спасти жизнь себе
и детям. В страхе проходят сутки, затем еще день, к вечеру дверь домушки, где
она прячется, открывается и входит соседка, женщина ее же лет, простая, ничем
не выделяющаяся среди других женщина. Она спрашивает: «Вы— такая-то?»
Мать в страхе отвечает: «Да». «Вас обнаружили,— говорит соседка,—