хрупкая женщина двадцати семи или тридцати лет силой Христовой смогла устоять

там, где вся человеческая крепость Петра не устояла,— прежде Воскресения,

прежде победы Божией за нас и в нас.

Кроме того, эта молодая женщина, должно быть, задавалась вопросом, не

напрасна ли будет ее смерть. Умереть, чтобы мать с детьми спаслись,— да,

можно, но какая ужасная, трагическая нелепость, если и их схватят, и ее

расстреляют… Вспомните величайшего из рожденных женами (Мф11:11), Иоанна

Крестителя. В конце жизни, тоже перед лицом неминуемой смерти, Иоанн Креститель

посылает двух учеников спросить у Христа: «Ты ли Тот, Кого мы ожидали, или

ждать нам другого?» (Мф11:2—6). Сколько трагизма в этой фразе, которая

кажется простым, незначительным вопросом! Иоанн умрет, потому что был

Предтечей, Пророком и Крестителем Христа, и перед грядущей смертью вдруг у него

встает сомнение: а вдруг я ошибался, вдруг Тот, Кого я возвещал, еще должен

прийти, вдруг Тот, Кому я принес свое свидетельство во имя Самого Бога,—

не Он? Напрасны тогда все годы подвижнической, нечеловеческой жизни в пустыне,

отказ от себя, вследствие которого Писание называет его гласом вопиющего в

пустыне (Мф3:3), даже не пророком, говорящим во имя Божие, но голосом

Божиим, который звучит через человека, настолько отождествившегося с этим

голосом, что уже неважно, Иоанн то или кто-то иной,— говорит лишь Бог. А

теперь это стояние перед смертью: если Иисус из Назарета действительно Тот, все

это стоило делать, но если Он не Тот, тогда Иоанн обманут Самим Богом. Как и

Наталья, окутанная безмолвием ночи и одиночеством, Пророк не получил никакого

ответа, вернее, получил ответ, достойный пророка: «Пойдите, скажите Иоанну, что

вы видели,— слепые видят, хромые ходят, нищие благовествуют, блажен, кто

не соблазнится о Мне». В темнице, где его ждет смерть, он должен стать перед

лицом всего своего прошлого и всего настоящего, грядущей своей смерти, одиноко,

с полной, самовластной ответственностью человека, во всем величии этого слова.

Наталья тоже не получила никакого ответа. Теперь-то я мог бы ей сказать, что Зоя