была спасена, что ее детям теперь за пятьдесят лет, многое еще мог бы ей

сказать. Но она этого никогда не узнала и была расстреляна среди ночи.

Но в акте предстательства есть еще нечто помимо жертвенности: кроме Голгофы

и Гефсиманского сада есть Воскресение— в меру нашего участия в тайне

Христовой, но и в меру нашего человеческого убожества. Вы наверно помните место

у апостола Павла, где он говорит: уже не я живу, но живет во мне Христос (Гал2:20).

И моментами мы задумываемся: что значат эти слова, что в них содержится? Зоя и

ее дети твердо знают одно: что они живут чужой жизнью, взятой взаймы, их

собственная жизнь кончилась с Натальей, ее жизнь продолжается в их земном

бытии. Они живы— потому что она умерла, она взяла на себя их смерть, она

отдала им свою жизнь. Они живут жизнью, которая целиком принадлежит ей.

Здесь мы можем понять, может быть, на человеческом уровне, в уменьшенном

виде, что-то очень великое, когда речь идет действительно о человеческой

трагедии и о тайне спасения. Мы можем понять также самое жестокое, четкое,

требовательное значение предстательства. Мы часто предстательствуем перед

Богом, прося Его покрыть Своей милостью, любовью, Своей властью тех, кто в этом

нуждается, но предстательство— нечто большее. Intercedo по-латински значит

сделать шаг, который поставит нас в самую сердцевину ситуации,— подобно

человеку, который видит, что двое других готовы вступить в драку, и становится

между ними, солидаризируясь с обоими. Первый образ, какой приходит на ум, это

слова страдальца в девятой главе Книги Иова: Нет между нами посредника,

который положил бы руку свою на обоих нас (Иов9:33), то есть: где

тот, кто станет между мной и Судьей моим? Где тот, кто в этом споре между Богом

Живым и Его жалким созданием осмелится сделать шаг и встать посредником,

разделить их и вновь соединить? Разделить их противостояние, которое делает их

пленниками друг друга, соединить в свободе, восстанавливающей гармонию? Этого

Посредника мы находим во Христе. Человек, Который был Богом, Слово воплощенное

делает этот шаг, становится между падшим, осужденным человеком— и Богом: