Страстях Христовых, через наше собственное крестоношение, наше прощение

получает преображающую силу. Жан Даниелу как-то сказал, что страдание—

единственная точка соприкосновения между злом и его невинной жертвой. Когда

зло, словно нож, врезается в душу или тело человека, жертва, страдая,

приобретает подлинную божественную власть простить, сказав Богу:

«Господи, по Твоему примеру, по Твоему учению я простил. Тебе нечего взыскать с

него». В этом— сила прощения, которое принадлежит нам, когда мы являемся

жертвой, и сила возрождения для тех, кто виновен перед нами. Если они живы, их

может коснуться благодать, если они умерли, их может покрыть прощение от Бога.

Примирение— дело божественное, но и нам оно доступно. Я знаю, мои слова

звучат призывом к подвигу. Но христианская жизнь, христианское обновление,

воскресение, восстанавливающее нас к жизни от смерти,— не просто дар от

Бога: оно требует от нас предельного усилия, вседушной, всецелой отдачи

себя, стремления стать во Христе искупительной жертвой, если придется—

стать, по Его образу, Мужем скорбей (Ис53:3).

Православная философия материи

Православная философия материи49

Слишком часто мы по привычке, по инерции, по лени ума, не только неверующие,

но и верующие, думаем о материи, будто она инертна, мертва. С точки зрения

нашего субъективного опыта, это действительно так. Но с точки зрения философии

материи, с точки зрения ее соотношения с Творцом, Который державным словом ее

призвал из небытия к бытию, все имеет жизнь: в каком-то смысле, все Богом

сотворенное может участвовать радостно и ликующе в гармонии твари. Иначе если

бы материя была просто инертна и мертва, то всякое Божие воздействие на нее

было бы как бы магическим, было бы насилием, материя не была бы послушна Ему,

те чудеса, которые описаны в Ветхом или Новом Завете, не были бы чудесами, то

есть делом послушания и восстановления утраченной гармонии. Это были бы

властные действия Бога, против которых материя, сотворенная Богом, не могла бы