У меня был знакомый англиканский священник, который интересовался и работал

над «чертовщиной», скажем, и такими вещами, и у него был какой-то дар облегчать

страдания, боль. В какой-то период, когда у меня спина была очень плоха, он мне

сказал: «А почему мне не попробовать вам помочь?» Он меня положил, сам он

длиннющий, на голову положил одну руку, на ноги другую— такой охват,

сосредоточился, и у меня все прошло на время. Через некоторое время он ко мне

снова пришел. За это время я ставил себе именно этот вопрос: какая в этом доля

добра или среднего, скажем, не черного, а серого, и когда он второй раз мне

предложил, я сказал «да» и молился во время его действия— и ничего не

получилось. Вероятно, или я перестал быть восприимчив, потому что отключился от

того, что он делал, мы просто не встретились, или это было что-то

сложное— просто не знаю, знаю только, что ничего не случилось.

Есть люди, у которых к этому примешивается в плане человеческом или даже в

плане темной силы что-то дурное. Они обладают каким-то даром исцеления—

но я предпочел бы болеть и умереть, скорее чем от них получить помощь, потому

что они мне кажутся нравственно жуткими, и мне не хотелось бы получить помощь

от человека, которого я расцениваю как злое присутствие. Помню, когда я был

врачом, ко мне послали одного человека, целителя: он вам будет помогать, он

будет исцелять тех, кого вы не можете вылечить,— что, конечно, было бы

страшно удобно и приятно. Я ему сказал: «А вы мне сначала докажите, что у вас

какая-то сила есть». Он сказал: «Вот, смотрите». Он протянул руку на меня, и

меня просто обожгло жаром. Потом протянул снова, и меня прямо морозом обдало.

Значит, что-то у него было. Но когда я с ним поговорил, он оказался таким

прохвостом, что я решил: лучше моим пациентам страдать от меня, чем лечиться у

него. Я хоть честно могу пациента отправить от себя, сказать: ничего не

понимаю, ищи другого. А этот был бесчестный человек. И у меня было чувство, что

у него дар-то, вероятно, природный, но использование его из-за его жадности к

деньгам— уже совсем другого порядка.