Metropolitan Anthony of Sourozh. Transaction
убежденность,— и не говорите мне, что они были способны на это, потому
что, вероятно, были бесчувственны к боли.
И еще одно, последнее. Один из элементов душевного страдания при
болезни— это чувство, что я страдаю, а Богу безразлично. Бог где-то вне.
Он восседает, словно арбитр, наблюдает, с должным ли расположением я страдаю,
готовый увенчать меня венцом мученичества, когда я претерплю больше, чем разумно
можно было ожидать от меня… Это не так, и не так в двух отношениях. Вы,
вероятно, знаете на опыте собственной жизни, как мучительно больно переносить
страдание и отчаяние кого-то, кого вы любите больше, чем себя самого, или
столько же, сколько себя самого, или просто со всей силой любви, какая у вас
есть. Так вот, нам надо помнить, что таково положение Бога по отношению к нам.
Мы достаточно значим для него, чтобы Он возжелал нас в бытие, чтобы мы стали
Его спутниками на вечность. (Боюсь, глядя на самих себя и на окружающих, мало
кто из нас пожелал бы иметь своих соседей спутниками в вечности!) И кроме того,
ценность, которою Он ценит нас,— это вся жизнь и вся смерть Единородного
Сына Божия. Вот что мы значим для Него.
И когда мы говорим о Божественном сострадании, у нас есть мера этому
состраданию. Это не душевные страдания, которые мы испытываем, а нечто больше.
Мы ведь не умираем от этого страдания— Он умер. И солидарность,
которая есть между Им и нами, не просто солидарность из чувства симпатии, она
идет гораздо дальше. Он стал человеком и принял все ограничения нашей природы.
Больше того: Он стал человеком и согласился войти в единственную трагедию
человечества, потерю Бога. Мы потеряли Бога и потому умираем, что в нас нет
вечной жизни; и весь наш мир мы чудовищно извратили, потому что у нас нет ключа
к гармонии. И в словах Христа: Боже Мой, Боже Мой! зачем Ты Меня оставил? (Мк15:34)—
мы должны видеть их подлинный смысл. Это момент, когда Он согласился настолько
полно отождествиться с нами, что опытно пережил полное, убийственное, мертвящее
безбожие и умер— потому что разделил с нами нашу обезбоженность,