Metropolitan Anthony of Sourozh. Transaction
знаете, как выглядит посещение, если человек присаживается и по его лицу явно,
что у него десять минут времени, и он ждет, чтобы они прошли и он мог бы
сказать: «Ну, мне пора!» Так часто мы озираемся вокруг, смотрим по сторонам, и
тот человек, которого мы будто бы пришли навестить, чувствует, что на самом
деле мы вовсе не с ним. Физически— да, мы тут, но мысли наши разбегаются,
мы думаем о предыдущем или о следующем пациенте или о чем-то, что мы должны
были или собирались сделать. Если вы кого-то посещаете, пусть ему будет
совершенно ясно, что все время, каким вы располагаете— пусть пять
минут,— принадлежит ему совершенно безраздельно, что в эти пять или
сколько-то минут ваши мысли не будут заняты ничем другим, что нет на свете
человека более значительного для вас, чем тот, с кем вы находитесь.
И кроме того, умейте молчать. Пусть болтовня отступит, даст место
глубокому, собранному, полному подлинной человеческой заботливости молчанию.
Молчанию научиться нелегко. Сядьте, возьмите больного за руку и скажите
спокойно: «Я рад побыть с тобой». И замолчите, будьте с ним, не воздвигайте
между вами целый мир незначительных слов или поверхностных эмоций. Пусть ваше
посещение будет ему в радость, пусть он знает, что и для вас быть с ним—
радость. И вы обнаружите то, что я не раз обнаруживал за последние
30—40лет: в какой-то момент люди становятся способными говорить—
говорить серьезно, говорить глубинно, произносить то немногое, что сказать
стоит. И вы обнаружите нечто еще более поразительное: что вы и сами способны
говорить именно так.
Тут нужно большое терпение и большое смирение!
Видишь ли, у меня нет ни терпения, ни смирения, но у меня есть усидчивость.
Я думаю, что, если у священника хватит просто честности сказать: я ничего не
могу сделать, кроме того, чтобы прийти, сесть и ждать, что будет,— и то
будет на пользу. Очень разрушительно для душевного состояния человека, если
священник приходит, садится и смотрит на часы. Может быть, вы спешите, может