знаете, как выглядит посещение, если человек присаживается и по его лицу явно,

что у него десять минут времени, и он ждет, чтобы они прошли и он мог бы

сказать: «Ну, мне пора!» Так часто мы озираемся вокруг, смотрим по сторонам, и

тот человек, которого мы будто бы пришли навестить, чувствует, что на самом

деле мы вовсе не с ним. Физически— да, мы тут, но мысли наши разбегаются,

мы думаем о предыдущем или о следующем пациенте или о чем-то, что мы должны

были или собирались сделать. Если вы кого-то посещаете, пусть ему будет

совершенно ясно, что все время, каким вы располагаете— пусть пять

минут,— принадлежит ему совершенно безраздельно, что в эти пять или

сколько-то минут ваши мысли не будут заняты ничем другим, что нет на свете

человека более значительного для вас, чем тот, с кем вы находитесь.

И кроме того, умейте молчать. Пусть болтовня отступит, даст место

глубокому, собранному, полному подлинной человеческой заботливости молчанию.

Молчанию научиться нелегко. Сядьте, возьмите больного за руку и скажите

спокойно: «Я рад побыть с тобой». И замолчите, будьте с ним, не воздвигайте

между вами целый мир незначительных слов или поверхностных эмоций. Пусть ваше

посещение будет ему в радость, пусть он знает, что и для вас быть с ним—

радость. И вы обнаружите то, что я не раз обнаруживал за последние

30—40лет: в какой-то момент люди становятся способными говорить—

говорить серьезно, говорить глубинно, произносить то немногое, что сказать

стоит. И вы обнаружите нечто еще более поразительное: что вы и сами способны

говорить именно так.

Тут нужно большое терпение и большое смирение!

Видишь ли, у меня нет ни терпения, ни смирения, но у меня есть усидчивость.

Я думаю, что, если у священника хватит просто честности сказать: я ничего не

могу сделать, кроме того, чтобы прийти, сесть и ждать, что будет,— и то

будет на пользу. Очень разрушительно для душевного состояния человека, если

священник приходит, садится и смотрит на часы. Может быть, вы спешите, может