хорошо выглядишь!» или: «У тебя голос сейчас совершенно иной!» и так далее. А

выйдут за дверь— и плачут. А больной отлично все это чувствует, потому

что мы совершенно иным голосом говорим правду или лжем сознательно. В такой лжи

есть преувеличение, есть какая-то особенная напряженность радости, и человек

понимает, что все это сплошная ложь.

Поэтому когда человек тебе говорит: «Я чувствую, что умираю», можно ему

ответить: «Знаешь, мы все под Богом ходим. Сейчас— нет, ты не умираешь,

но, возможно, впереди смерть…» Или еще что-нибудь иное сказать, в зависимости

от того, с кем ты говоришь. Но мне кажется, страшно важно не замкнуть человека

в абсолютное отчаяние одиночества. Если окружающие все время будут говорить

больному, что перед ним только жизнь, десятки лет впереди, в то время как сам

он чувствует, что жизнь течет из него, как из раны течет кровь,— он не

может докричаться до другого человека, который отказывается слышать, и остается

замурованность. Больной как бы замурован один в тюремной клети, ему некуда

уйти, ему остается только смотреть на грядущую смерть и на все, что в его

прошлом является мучительным злом или чем-то недоделанным.

А у священника своя роль. Не обязательно, я бы даже сказал, лучше, чтобы не

он сообщал больному о смерти (разве что больной— его личный друг, но

тогда это в другом плане происходит). Иначе больной в священнике всегда будет

видеть профессионала, то есть человека, который пришел ради того, чтобы выполнить

какую-то задачу. А нужно, чтобы сказал о смерти самый близкий человек, не

обязательно тот или другой, а именно самый близкий. Это может быть друг, это

может быть жена, это может быть брат, сын, дочь, кто угодно— тот, кто

самый близкий и кто останется, кто будет при больном все время.

Я помню ужасный случай. Близкий мне человек умирал, мне не сказали ни о его

болезни, ни о том, что грядет смерть. Меня вызвали, когда он был уже без

сознания: «Отец Антоний, ты можешь причастить Мишу?» —«Нет, не могу

больше причастить: он глотать уже не может. Почему вы меня не позвали раньше?!»