Metropolitan Anthony of Sourozh. Transaction
любви к нему и ради того, что Ты можешь над ним совершить то, что ему нужно».
Это первое, что мы должны сделать в таком случае, о котором ты говоришь.
Умирает человек (потому ли, что на него наехала машина, или потому что его из
пулемета ранило насмерть)— ты его первым делом должен взять, принять в
себя, не защищаясь против его страхов, его боли, его непонимания, и держать
перед лицом Божиим. А второе: ты можешь помочь ему, уже лично, если будешь
молиться такими словами, которые для него что-то открывают. Если ты возьмешь
молитвенник или служебник и будешь вычитывать канон на исход души на славянском
языке, это не дойдет до человека. А если ты просто будешь как бы говорить с
Богом… Например: «Господи, вот мы оба перед Тобой. Мы оба стоим перед лицом
смерти (в случае войны совершенно ясно, что не только раненый, но и здоровый
стоит перед лицом смерти). Вот умирает человек, которого Ты создал, которого Ты
вызвал из небытия по Своей любви, Ты в него поверил, Ты вручил ему жизнь, а
теперь Ты ему даешь эту жизнь завершить подвигом отдачи этой жизни за ближних
своих, за друзей, за Родину…» Я не хочу сказать, что надо молиться точно такими
словами,— но в таком настроении. И затем, если ты успел перемолвиться
несколькими словами с раненым или умирающим и как-то почуять, насколько он
верит, во что он верит, в зависимости от этого его веру как бы выразить с
большей силой, чем он может в данную минуту это сделать.
А если веры нет?
Если веры нет, ты можешь сказать: «Ты не веришь, а я верю. Я буду с моим
Богом говорить, а ты послушай, как мы друг с другом разговариваем». И если это
сделать, то часто бывает, что до человека доходит. Я не могу логически
это объяснить. Очень редко бывает, чтобы умирающий пожал плечами и сказал:
«Уходите со своим Богом!» Поэтому я уверен, что молиться надо, но так, чтобы
молитва не была человеку оскорблением. Если он скажет: «Только не говорите мне
о Боге!»— молчи. У тебя есть сердце, у тебя есть ум, ты можешь предстоять
перед Богом и держать этого человека перед Богом. А навязывать Бога в смертный