Metropolitan Anthony of Sourozh. Transaction
Это то, что я делаю, например, когда у нас бывают здесь говения61. Я провожу одну беседу, потом у нас
часовое молчание, потом вторая беседа, другое молчание и затем общая исповедь.
На общей исповеди я беру покаянный канон, вычитываю несколько строчек и потом
на основании того, что я читал, перед Богом произношу свою исповедь. И
потом перехожу к следующим строчкам. И так далее.
И я думаю, что то же самое может происходить, когда молишься над умирающим
или над больным. Читаешь несколько строчек или несколько слов, они в тебе вдруг
рождают живое чувство, которое ты можешь выразить по отношению к этому больному
или умирающему, потому что до тебя «дошло». Знаешь, есть восточное присловье,
что, если человек стреляет из лука, он никогда не попадет в мишень, если стрела
не пробьет одновременно его сердце. И я думаю, что это очень верное слово. Если
то, что ты говоришь, тебя не пробивает, то, конечно, оно ни до кого не дойдет.
Это относится и к проповеди, и к вычитыванию молитв, к исповеди и к любому
нормальному человеческому общению.
Ты упомянул исповедь. Мы об этом еще не говорили. Человек умирает. Многие
даже нецерковные люди нуждаются в таком исповедальном моменте. Как помочь в
этом? Как человека подвести к этому моменту, если он не знает, какими словами
пользоваться, если он просто не привык к исповеди?
Я думаю, что когда времени мало, то нельзя пускаться в полную катехизацию
умирающего или больного. Поэтому вопрос стоит так: «Ты сейчас войдешь в
вечность. Хочешь ли ты войти в вечность со всем грузом, который ты собрал за
свою жизнь? Есть ли такие вещи в твоей жизни— поступки, слова,
мысли,— которые ты хотел бы оставить на земле, чтобы они здесь
превратились в прах и пыль? Есть ли в твоей жизни такие поступки, такие
моменты, которые недостойны тебя самого?»
Это— минимум. Можно прибавить в зависимости от того, кто этот человек:
«Есть ли такие вещи, которые тебя заставляют стыдиться перед Богом и думать:
как я перед Ним встану, когда я к Нему так в течение жизни отнесся? Так