приличном доме, Он стал «подонком», человеком со дна жизни. И это оказалось для

нас чудесным откровением: Бог, Который не ждет, чтобы мы рядились перед Ним,

Бог, Который не требует, чтобы мы выглядели «приличными людьми», Который

принимает нас такими, какие мы есть, и более того, приспосабливается к нашему

бедственному состоянию, принимает его, разделяет его без стыда, без колебаний,

этот Бог не отворачивается от нас и тогда, когда мы пали так низко, как только

можно пасть. Пьяница может не стыдиться Христа, вор может не стыдиться Его,

гулящая женщина может не стыдиться Христа, она может стыдиться себя, но только

не Христа! Он умеет любить на таком уровне глубины и солидарности, что стыдно

становится не Его; Он нам открывает через веру, которой Бог, во Христе, верит в

нас, что мы имеем право и обязаны верить в самих себя, и значит, мы можем в

любой ситуации вырастать в меру нашего призвания.

Так что сами обстоятельства создали для русских эмигрантов благоприятные

условия для возвращения к Богу. Очень многие, когда ничего не осталось ни от

Родины, ни от семьи, ни от общественного положения— ни от чего, что

составляет человеческую жизнь, когда осталось только острое страдание,

обнаружили что Бог с ними, что только Он их не предал, не оставил.

Но чтобы найти Бога, недостаточно быть голодным, холодным, одиноким! Надо,

чтобы где-то в нас осталась способность повернуться в сторону Бога. Блудный сын

смог обернуться к отцу, потому что в его жизни была любовь отчая и были

отношения с отцом. Вот почему наша ответственность очень велика в отношении

всех тех, кто не может повернуться к Богу, потому что мы никогда не

явили им Бога! Тысячи, тысячи людей могли бы повернуться к Богу через Церковь,

через христиан или непосредственно, если бы в какой-то момент христиане,

отдельный христианин, Церковь им открыли видение Бога, тогда как на деле очень

часто причина, почему люди не могут верить в Бога,— это именно мы!

Если все, на что способен Бог, это создать таких людей, то уж нет,

спасибо! Если Бог удовлетворяется таким дурным обществом, чего ради мне